Мерседес из Кастилии - [45]

Жители Гаити носили кое-какое одеяние, но не стеснялись также показываться публично и без всякого одеяния. Зато все они имели пристрастие к украшениям и носили, как женщины, так и мужчины, ожерелья, запястья, браслеты на предплечьях и на ногах.

Озэма имела широкий пояс из легкого тонкого полосатого холста местного производства; через одно плечо у нее был перекинут легкий белый прозрачный шарф, концы которого ниспадали, чуть не до земли, красивыми складками. На груди было ожерелье из мелких, словно жемчуг, раковин и висела большая грубо сработанная золотая бляха, похожая на большую золотую монету. Широкие золотые обручи служили ей запястьями; такие же браслеты украшали ее предплечья и щиколотки ног, обутых в красивые легкие сандалии. Густые, черные, тонкие шелковистые волосы густой пеленой падали ей на спину и плечи, словно темное покрывало, доходившее до пояса, и сдерживались на голове золотым обручем.

Но не красота и грация этой молодой красавицы индианки произвели на дона Луи такое чарующее впечатление, а случайное, поразительное сходство с Мерседес. Вероятно, если бы обе девушки стояли рядом, то у них можно было бы найти известное различие, не говоря уже о выражении лица сдержанной кастильянки по сравнению с выражением непосредственности и наивности Озэмы, но сходство было, тем не менее, разительное.

Так как между туземцами и их гостем не мог завязаться разговор, то они вынуждены были выразить мимикой и жестами свои чувства доброжелательства и взаимной симпатии. Отправляясь с «Санта-Марии», дон Луи захватил с собой кое-какие безделушки для подарков туземцам, но при виде Озэмы он почувствовал невозможность одарить ее такими безделушками. Однако, не желая уйти от нее, не оставив чего-нибудь, он вспомнил, что у него на голове была надета чалма, взятая им у убитого мавра во время осады Гренады. Чалма эта была свернута из роскошной, легкой, как дымка, шелковой ткани; быстро развернув ее, дон Луи накинул дивную ткань на плечи красавицы, сопровождая этот поступок низким, почтительным поклоном.

Восклицания радости и восторга послужили ему доказательством, что его подарок был оценен по достоинству, и радость молодой девушки была до того непритворной и искренней, что он невольно залюбовался ею. Проворно сбросила она легкую ткань, наброшенную шарфом через плечо, и заменила ее дорогой тканью чалмы; затем, охорашиваясь и оправляя складки, она снова принялась выражать свое восхищение молодому испанцу, после чего, сняв с себя ожерелье, она сделала несколько шагов по направлению к дону Луи и, немного отвернув лицо, подала ему свое украшение, сопровождая это движение взглядом и улыбкой, говорившими красноречивее всяких слов. Дон Луи с радостью и благодарностью принял из ее рук подарок и, по-европейскому обычаю, поцеловал эту маленькую, хорошенькую ручку.

Касик смотрел на все это с довольным лицом, и когда дон Луи, выказав свою благодарность, еще раз отступил на несколько шагов, Маттинао сделал ему знак следовать за ним и направился к двери. Молодой испанец почтительно откланялся Озэме и вышел вслед за своим приятелем. Тот провел его в другое строение, весьма сходное с жилищем Озэмы, где он увидел несколько молодых и красивых женщин и двух или трех детей, которые представляли собою семью молодого касика, как это понял из его объяснений дон Луи. Одарив и этих женщин тем, что у него нашлось при себе, он всеми зависящими от него способами высказал им свое расположение и узнал от касика, что Озэма приходилась ему сестрой, а не женой, что весьма обрадовало молодого испанца. Здесь, в этой, так сказать, дикой местности, в любимой резиденции Маттинао дон Луи провел целых трое суток, часто встречаясь с Озэмой и другими женщинами из дворца.

Дон Луи возбуждал любопытство в населении дворца в несравненно большей мере, чем это население вызывало любопытство в нем; женщины, старые и молодые, с почтительной осторожностью ощупывали на нем каждую вещь, сравнивали цвет его кожи с цветом кожи Маттинао и повторяли за ним испанские слова. Сдержаннее других была Озэма; она же была и всех понятливее и лучше всех умела заставить понять себя, и потому дон Луи чаще всего обращался к ней со всевозможными расспросами; та, в свою очередь, с удивительной легкостью запоминала испанские слова, которые она произносила с мягким, своеобразным акцентом.

Беседуя с прекрасной индианкой, Луи де-Бобадилья не забывал наставлений адмирала и старался узнать о существовании и местонахождении золотой руды или золотых приисков. Ему удалось заставить девушку понять задаваемые ей вопросы, но ответы ее были не так ясны, как бы он того желал, или же ему казалось, что они были недостаточно ясны и определенны.

На другой день его пребывания в резиденции касика гостеприимные хозяева решили позабавить гостя принятыми у них развлечениями, играми, пляской, борьбой и гимнастикой, при чем и дону Луи предложено было принять в них участие; ловкий и сильный юноша не раз выходил победителем из различных состязаний к немалой и шумной радости Озэмы. Жены Маттинао даже пытались пристыдить ее, но это им не удавалось: она чистосердечно высказывала свою радость и свое восхищение перед чужеземцами, и как бы ни был дон Луи предан своей Мерседес, но это явное и наивное поклонение его ловкости и его мужеству льстило ему и радовало его.