Мерседес из Кастилии - [44]

По пути им встретилась на реке целая флотилия легких пирог, шедших под парусами вниз по реке к выходу в море, и, судя по тому, как их спутники переглядывались и пересмеивались со встречными, можно было понять, что туземцы направляются в бухту Якуль, чтобы повидать испанские суда и испанцев.

Когда пирога вошла в устье реки, дон Луи заметил, что его новый приятель Маттинао достал из складок своего легкого холщевого одеяния золотой обруч и надел его себе на голову, как корону; дон Луи сообразил, что, вероятно, этот молодой человек был касик, один из подвластных великому касику маленьких князьков, и что здесь они вступили в его владения.

Действительно, вместе с золотым обручем молодой индеец принял величественный вид и перестал грести наравне с другими, что он делал, вероятно, для сохранения своего инкогнито. Время от времени молодой касик старался завязать разговор с доном Луи, при чем часто произносил слово «Озэма». По тому, как он произносил это слово, дон Луи заключил, что это, вероятно, имя его любимой жены, так как испанцы за время своего пребывания в этих краях успели уже узнать, что касики могли иметь по несколько жен, тогда как их подданным строжайше воспрещалось иметь более одной.

Следуя вверх по течению реки, туземцы подошли, наконец, к чудесной первобытной долине, которой не касалась рука человека; даже деревня или селение, раскинувшееся на ней, как будто гармонировало с пейзажем. Жилища туземцев были просты, но живописны; кругом цвели кусты и деревья, другие сгибались под тяжестью плодов; птицы щебетали, порхая вокруг жилищ. К этому селению пристала пирога, и Маттинао был встречен жителями с величайшим почтением, к которому примешивалось и некоторое любопытство по отношению к чужеземцам.

Санчо скоро приобрел всеобщие симпатии толпы, а графа де-Лиерра предоставили всецело касику. Благодаря этому обстоятельству дон Луи и Санчо оказались разлученными; толпа увлекла Санчо-Мундо на большую площадь, лежащую в центре селения, а Маттинао пригласил дона Луи в свое жилище.

Здесь у них завязался оживленный разговор с двумя приближенными Маттинао, во время которого много раз произносилось имя: «Озэма». Индейцы отправили куда-то гонца и удалились, оставив дона Луи наедине с касиком. Сняв с головы золотой обруч, молодой касик вышел из дома, сделав знак гостю следовать за ним. Закинув за спину свой легкий щит и пристегнув меч так, чтобы он не мешал ему при ходьбе, дон Луи весело последовал за своим новым приятелем.

Они шли по роскошной долине вдоль светлого журчащего потока, несшего свои воды в море. Кругом благоухали цветы; плоды свисали до самой земли. Пройдя около полумили, они остановились перед группой хижин или, скорее, строений, возведенных на возвышенной террасе горы, откуда открывался вид на большое селение у реки; вдали виднелось море.

Луи сразу догадался, что это прекрасное, уединенное местечко должно было служить местопребыванием женщин; это был род гарема, в котором жили жены молодого касика. Маттинао ввел своего гостя в одно из главных строений, где ему предложили освежиться плодами и вкусными напитками, которые, по знаку касика, принес прислужник.

Маттинао послал куда-то слугу, который вскоре возвратился с ответом. Хотя испанцы более месяца жили среди туземцев этих островов, дон Луи еще все же не научился вполне понимать их; правда, он умел пользоваться теми немногими словами, которые успел себе усвоить, но все-таки весьма часто ошибался, даже и тогда, когда был уверен, что понял или что его поняли.

Когда дон Луи несколько освежился и отдохнул, Маттинао грациозным жестом пригласил его следовать за собой. Пройдя несколько саженей, они пришли к самому большому строению, обвитому снизу до самой крыши вьющимися цветущими растениями, словно шатер из живых цветов. Войдя в него, они очутились сперва в передней или сенях, отделенных от главного помещения причудливо сплетенной из трав и водорослей завесой, которую одна из находившихся тут женщин, по знаку касика, отдернула, и гость и хозяин оказались в присутствии молодой женщины, которую Маттинао тут же назвал Озэмой.

Дон Луи почтительно поклонился, ей, и когда поднял на нее глаза, то с его губ невольно сорвалось восклицание: «Мерседес!»

Маттинао повторил за ним это слово, очевидно, приняв его за выражение восторга и удивления, а молодая женщина, покраснев, отступила на шаг назад и, улыбаясь, также повторила «Мерседес» едва внятным, певучим голосом и затем осталась стоять, скрестив на груди руки, с видом счастливого наивного недоумения.

Все описания жителей Вест-Индии единогласно говорят о необычайной красоте сложения, прирожденной грации движений и красоте местного населения, и испанцы были положительно в восхищении от туземцев. Цвет кожи их, в сущности, был немногим темнее загорелых лиц испанцев; те же из них, которые благодаря своему привилегированному положению не подвергались влиянию палящих лучей солнца и не работали тяжелой работы, могли быть причислены по внешнему виду к белой расе. Такова была и Озэма, не жена, а единственная, любимая сестра молодого касика. Согласно местным законам, власть касика переходила к женской линии, то-есть после дяди — к сыну сестры (к племяннику), и так как у Маттинао не было ни других братьев, ни других сестер, кроме Озэмы, то последняя была всегда окружена особым попечением, вниманием и росла в холе.