Меркьюри и я. Богемская рапсодия, любовь и котики - [4]

— Да нет у меня никакого акцента.

Он представился просто «Фредди». Я знал, что его зовут Фредди Меркьюри, но все еще смутно представлял, кто он такой и чем занимается. Да и зачем мне это?

Фредди предложил мне переместиться в середину зала к его компании. Там сидели его личный повар Джо Фаннелли, певец Питер Стрейкер и еще кто-то. Джо, светловолосый парень спортивного телосложения, на вид лет тридцати, отличался осторожным подходом к людям и к жизни. Понятия не имею, о чем шел разговор в ту ночь, сам я в основном помалкивал.

Немного позже Фредди прошептал мне в ухо:

— Пошли потанцуем.

Мы вышли на танцпол. В те дни если я был навеселе, то колбасился, как рейвер. Войдя в раж, мог танцевать даже в одиночку — пол содрогался подо мной, и горе тому, кто случайно оказывался на пути. Несколько часов я таскал Фредди по танцполу. И, похоже, ему понравился мой пьяный самозабвенный танец.

Около четырех часов утра Фредди решил, что с него довольно, и пригласил нас всех к себе в квартиру в Кенсингтоне, на Стаффорд Террас, дом 12. Я сел рядом с ним на заднее сиденье «Мерседеса».

Квартира Фредди занимала низ здания, и планировка у нее была необычная. Холл, гостиная и столовая на первом этаже, кухня — на промежуточном, а на цокольном две комнаты: спальня Фредди — окнами на улицу, спальня Джо — окнами во внутренний дворик. Окна просторной гостиной выходили в небольшой палисадник.

Уже светало, но все намеревались продолжать веселье. Фредди предложил мне нюхнуть кокаин, но я в эти игры не играю и потому ответил:

— Нет уж, спасибо, не употребляю.

У меня случались редкие эксперименты с марихуаной, но ничего более тяжелого я никогда не пробовал. К тому же я изрядно нагрузился спиртным, и мне приятнее было играть с двумя кошками Фредди, Тиффани и Оскаром, чем что-то пихать себе в нос.

Не обращая внимания на галдеж гостей, мы с Фредди постоянно флиртовали — переглядывались, подмигивали, кивали, прикасались друг к другу. И в конце концов оказались в постели — совсем пьяные и способные лишь на неуклюжие поглаживания. Фредди нежно прижимался ко мне. Мы болтали, а потом оба вырубились. Проснувшись утром, обнялись и продолжили разговор. Стали обсуждать, кто чем зарабатывает на жизнь, и я сказал, что я парикмахер.

— А я певец, — ответил он и предложил пойти на кухню выпить чаю.

Примерно в полдень я засобирался домой. Фредди дал мне свой номер телефона.

— Спасибо, принято, — сказал я. — А ты запиши мой.

После той ночи Фредди так и не перезвонил, да и сам я о нем вообще не думал.

Однако через три месяца, в начале лета, он вдруг напомнил о себе. В пятницу я вернулся домой с работы и принялся готовить ужин: сосиски, пюре, горох и жареный лук. Только я поставил картошку вариться, как раздался телефонный звонок. Госпожа Тавернер позвала меня, и я спустился вниз.

Голос в трубке тихо произнес:

— Узнаешь меня?

Я перечислил несколько имен, но не угадал.

— Это Фредди, — сказал он. — У меня намечается ужин в узком кругу. Приходи.

— Не могу, — ответил я. — Я только что начал готовить.

— Немедленно выключай плиту, — потребовал он. — Приходи. Обещаю, ты хорошо проведешь время.

Я выключил плиту и отправился к Фредди. Бутылки вина у меня не нашлось, но я чувствовал: нужно что-то принести в качестве презента. И на вокзале Виктория купил Фредди две веточки фрезий по 1,99 фунта каждая.

На автобусе я доехал до Кенсингтон-Хай-стрит и направился к его дому. «Дурак, ты просто свихнулся!» — говорил я сам себе. Никогда прежде я не дарил парням цветы и сейчас удивлялся своему порыву. Вдобавок фрезии выглядели какими-то жалкими, стыдно такие дарить. Повернув на Стаффорд Террас, я выбросил их в первую попавшуюся урну. Я и не подозревал, что это одни из любимых цветов Фредди, и, если бы в тот день я ему их принес, он бы сошел с ума от счастья.

Так что, когда Фредди открыл мне дверь, я одарил его лишь широкой улыбкой. Мы обнялись и спустились в гостиную. Мне предстояло познакомиться с остальными, а их было примерно шесть человек.

Перед знакомством с компанией Фредди меня охватило сильное волнение. Мы поднимались в столовую, как вдруг кто-то схватил меня за плечо и с наигранной обидой произнес:

— Ну вот, уже и старых знакомых не замечаешь!

— Господи. — Я пригляделся. Это был Питер Фристоун, с которым я работал еще до отеля «Савой», в универмаге «Селфриджес», что на Оксфорд-стрит. Я тогда помогал продавать парики и аксессуары для волос, а Питер был менеджером ресторана «Орчард» на цокольном этаже. Позднее он устроился костюмером в Королевский оперный театр, а теперь стал круглосуточным личным помощником Фредди.

Питеру было чуть за тридцать. Под два метра ростом, мощный, упитанный, он возвышался над всеми, и с его круглого лица не сходила дружелюбная улыбка. Типичный добряк.

Друзья во главе с Фредди всегда называли Питера Фиби. Фредди вообще любил давать приближенным прозвища — обычно имена противоположного пола. Сам он был Мелиной, в честь легендарной греческой актрисы Мелины Меркýри, а Джо — Лайзой Фаннелли, или просто Лайзой. (Я же, пока мы были вместе, обращался к Фредди исключительно по имени, хоть и назвал свою книгу «Меркьюри и я».)