Мэрилин Монро - [303]

Но после этого на прилавки книжных магазинов все равно хлынула настоящая лавина книг: это были воспоминания, написанные на скорую руку первыми фотографами Мэрилин, Дэвидом Коновером и Андре де Динесом, которые (следуя примеру Слэтцера) подкинули парочку деталей насчет полового сожительства со своей фотомоделью и близких отношений, будто бы продолжавшихся между ними вплоть до самой смерти Мэрилин, а также реляции неких Теда Джордана, Джеймса Бэкона и Ганса Лембурна, дружно утверждавших — каждый по отдельности, — что пережили с Мэрилин бурные и страстные романы.

Мило Сперильо тоже быстро объявился на издательском рынке с книгой, содержащей несколько очередных сенсаций — опять-таки не поддающихся проверке, — в числе которых очутилось таинственное интервью с Робертом Кеннеди, содержание которого навешивало на генерального прокурора новые обвинения. Кроме того, Сперильо приводил мнение помощника коронера Лайонела Грэндисона, который утверждал, что заметил на теле Мэрилин обширные синяки, никак не упомянутые в отчете об аутопсии. Грэндисон добавил также, что видел и «краснокожую книжицу», о которой Скедато стало известно от Слэтцера, хотя после смерти Мэрилин блокнот будто бы куда-то исчез. В тоне борцов за справедливость и строя из себя лиц, которые объявляют всему миру священную войну, Сперильо и Слэтцер потребовали тогда проведения нового следствия и повторного изучения обстоятельств смерти Мэрилин Монро. В чрезвычайную комиссию округа была подана апелляция, и на этот раз официальные круги Лос-Анджелеса дали себя убедить. В августе 1982 года окружной прокурор Джон Ван де Камп распорядился провести так называемое предварительное расследование с целью установить, имеется ли реальная причина возбудить полномасштабное следствие по делу об убийстве. Результаты этого следствия, представленные к концу года, были чрезвычайно важны — но не из соображений того, что нового они установили в вопросе о смерти Мэрилин, а благодаря тому яркому свету, который они бросили на Слэтцера, его коллег и их безумные теории. Грэндисон, к примеру, оказался весьма недостоверным источником информации, поскольку его изгнали из бюро коронера за совершение чудовищных преступлений, «включая обворовывание трупов».

Окружной прокурор посвятил много внимания вопросу о якобы проводившемся подслушивании и установил, что Бернард Спиндел действительно являлся «довольно известным специалистом по незаконному подслушиванию», нанятым Хоффой для того, чтобы «попробовать раздобыть конфиденциальную информацию о Роберте Кеннеди, которая могла бы тому навредить». В конце декабря 1966 года Спиндел заявил, что с помощью электронного оборудования вел слежку за домом Мэрилин и получил материал, «касающийся причин смерти Мэрилин, причем из этого материала безусловно вытекает, что общественное мнение было введено в заблуждение, поскольку ему сообщили неверные обстоятельства смерти актрисы».

Однако факт появления указанного заявления именно в тот момент мог возбудить серьезные подозрения. В сентябре 1966 года бюро представителя генерального прокурора на Манхэттене в ходе следствия по делу о незаконном подслушивании организовало неожиданный налет на дом Спиндела, который закончился предъявлением серьезных обвинений двадцати восьми спецам из этой сферы. Через несколько дней после того, как вещественное доказательство было у него «украдено», Спиндел и сделал свое провокационное заявление (после четырех лет таинственного молчания). Вопрос о магнитных лентах не затрагивался до тех пор, пока Слэтцер и Сперильо не сориентировались, сколько можно заработать на том, что они станут представлять новые мнимые доказательства.

В 1982 году Спиндел уже был мертв, и представители генерального прокурора в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, которые вполне могли бы организовать чуть ли не государственный переворот, если бы им удалось найти доказательства в пользу существования «магнитофонных лент Мэрилин», пришли к выводу, что вся эта история была сплошным мошенничеством. «Выдвинутое Спинделом требование предоставить ленты в распоряжение общественного мнения, — написал в заключительном отчете заместитель окружного прокурора Рональд Кэролл, — было, по всей видимости, умышленной уловкой... Все ленты [изъятые у Спиндела] были прослушаны группой специалистов, и ни одна из них не содержала ничего, что имело бы хоть какую-нибудь связь с Мэрилин Монро». Уильям Граф, ставший впоследствии руководителем научно-исследовательской лаборатории в Национальном агентстве по защите окружающей среды, добавил, что Спиндел был «известным бахвалом и хвастунишкой».

И действительно, трудно себе вообразить, что на протяжении стольких лет никто и нигде не натолкнулся на что-нибудь существенное, если бы эти магнитные ленты (а также дневник с заметками) когда-либо и впрямь существовали. Вдобавок к этому заявление Спиндела порождает логичный вопрос: если Хоффа располагал компрометирующими записями, то почему он не использовал их для снятия с себя обвинения, выдвинутого против него Робертом Кеннеди, — того судебного расследования, которое в конечном итоге привело этого профсоюзного босса в тюрьму? И почему, несмотря на необычно высокую денежную награду, предлагаемую с 1966 года, никто и никогда не представил ни лент, ни блокнота, являющихся предметом столь многочисленных сплетен? Ответ очевиден: эти материалы никогда не существовали — так же, как никогда Мэрилин Монро и Роберт Кеннеди не крутили между собой роман, и так же, как этот политик никогда не имел ничего общего с ее смертью.