Мэрилин Монро: Блондинка на Манхэттене - [2]

Найденные им изображения Мэрилин быстро стали классикой иконографии кинозвезды. Всем нам сегодня знаком снимок, на котором Мэрилин стоит перед зеркалом с флаконом «Шанели № 5» в руках. Мы не раз любовались ею, глядящей вниз с балкона многоэтажного отеля на Манхэттене или восседающей на розовом слоне в «Мэдисон-сквер-гарден». Но тринадцать спасенных от забвения пленок рассказывают совсем другую историю. Историю краткой встречи двух отчаянно одиноких людей. Она — звезда Голливуда, самая желанная женщина своего времени, гламурный идеал, фигура столь же блистательная, сколь и легендарная. Он — нью-йоркский репортер, ремесленник и непоседа далеко не атлетического сложения, с изможденным лицом. Как представляется, они заключили между собой нечто вроде пакта, основанного на взаимном уважении, любви к живым, а не постановочным съемкам, умении радоваться сегодняшнему дню, а может, просто разделяемом обоими удовольствии от того, что очутились в Нью-Йорке в подходящий момент. Пока еще они не знают, что стоят на краю пропасти — рука в руке. Что сделанные ими фотографии станут иллюстрацией к финалу эпохи, олицетворением которой служили оба — каждый по-своему. В то время, к которому относятся фотографии, и художнику, и его модели оставалось всего несколько лет. Больше они никогда не виделись.

На одной из фотографий, пожалуй, самой из всех загадочной, появляется Файнгерш. Просторная комната с зеркальными стенами. Мэрилин Монро примеряет корсет в блестках, в котором собирается предстать перед публикой на благотворительном концерте. На переднем плане, прямо посередине кадра, — сам фотограф, нацеливший камеру на собственное отражение в зеркале в присутствии не обращающей на него никакого внимания звезды. Он как будто намеренно лезет вперед, но при этом прячет лицо за фотоаппаратом. В этом снимке отразилась вся судьба Файнгерша. Запечатлеть Мэрилин на пике славы — и исчезнуть с горизонта, оставшись никому не известным.

Эта фотография показалась мне чрезвычайно красноречивой. Словно Файнгерш шестьдесят лет спустя обращался ко мне из Зазеркалья: «Дело было в пятьдесят пятом. Был город, а в городе была Мэрилин Монро. Ну и я там тоже был, сопровождал блондинку с ее первых шагов по Манхэттену...» Долго-долго смотрел я на снимок. А потом решил ему ответить. Так и началась вся эта история.

О том, как Эд ушел на войну, стал фотографом и прославился

Вечером 15 сентября 1954 года Джордж С. Цимбел слонялся по коридорам фотоагентства «Пикс». Молодой, исполненный энтузиазма фрилансер мечтал об одном: чтобы ему дали задание. И тут ему повезло. Джорджу Карджеру — старому зубру фоторепортажа — позарез понадобилось домой. «Скажи мне, мальчик, если бы тебе предложили снимать любую мировую знаменитость, кого бы ты выбрал?» Цимбел минутку подумал и брякнул: «Мэй Уэст, кого ж еще?» «Ну, ты не так уж промахнулся, — хмыкнул Карджер. — Что скажешь насчет Мэрилин Монро?» Через несколько минут Джордж уже кубарем скатился по лестнице, прыгнул в такси и помчался на Лексингтон-авеню, в кинотеатр «Транс-Люкс». Весь город знал, что Мэрилин несколько дней назад приехала в Нью-Йорк для съемок в фильме режиссера Билли Уайлдера «Зуд седьмого года». «Пикс» получило приглашение — отнюдь не эксклюзивное, впрочем, — присутствовать при съемках одного чрезвычайно любопытного эпизода. Прибыв на место, Цимбел обнаружил плотную толпу, с нетерпением ждавшую появления звезды. Два десятка фотографов, полицейские и сотни зевак. Цимбел протолкался к самому ограждению, по пути коротко поприветствовав приятеля и коллегу Гарри Виногранда. Атмосфера была как на стадионе в день решающего матча. Соперники — представители двух поколений фотографов. Молодежь вооружилась 35-миллиметровыми камерами. Их «Лейки», «Кэноны», «Контаксы» позволяли ловить будущий кадр непосредственно в видоискатель, прижатый к глазу. Старики склонялись над своими драгоценными «Роллейфлексами» и «Айкофлексами», притиснутыми к животу. «Мы называли их пупочниками», — улыбаясь, вспоминает Цимбел.

Поработав локтями, он нашел себе идеальное местечко. Но зрелище, которое ему предстояло увидеть, превзошло самые смелые его ожидания. Появилась Мэрилин — в белой весенней юбке, несмотря на жуткий холод. Рядом с ней шел актер Том Юэлл, но на него никто не смотрел. Режиссер Билли Уайлдер раздал указания, Цимбел щелкнул первый кадр и прокрутил пленку. И тут вдруг заработал вентилятор и на манхэттенском асфальте расцвел вызывающе прекрасный цветок. Да, Карджер, наверное, всю жизнь потом локти себе кусал, что именно в тот вечер его повлекло к домашнему уюту. То, что они увидели, было вызывающе прекрасно. Под потоками гонимого вентилятором воздуха юбка звезды вздулась наподобие волшебного парашюта. Замелькали вспышки фотокамер. С каждым дуновением ветра актриса заливисто хохотала, демонстрируя обалдевшим фотографам свои трусики цвета слоновой кости. Восхитительно грациозная, она одним своим взглядом усмиряла мигающего монстра — нескольких десятков пялившихся на нее фотографов. Закрываясь и раскрываясь, она играла своей юбкой словно мулетой перед носом разъяренного быка. «Юбка взлетала все выше, — вспоминает Джордж Цимбел. — Мы глазам своим не верили. Из толпы неслись крики: «Еще!» Не забывайте: дело было в пятьдесят четвертом году!» Цимбел ненадолго отвлекся от созерцания трепета легкой ткани — перевести дух, а заодно перезарядить пленку. И в этот миг прямо напротив себя заметил Эда Файнгерша, который спокойненько устроился на коленках прямо под софитом. И не раздумывая щелкнул камерой.