Меридон - [22]

– Он решил, что сделала, – сказал он изнутри, из темноты. – И мне этого довольно. И она его обманула, когда вот так завела брюхо. Женщины всегда врут. Никогда не ведут себя с мужчиной честно. Она получила, что заслуживала.

Дэнди еще много что могла сказать, но я взяла ее за руку и увела прочь от ступеней, за фургон, чтобы она помогла мне погрузить кормушки.

– Поверить не могу! – сказала она сдавленным шепотом. – Роберт всегда такой милый!

– А я могу, – ответила я.

Я всегда была осторожнее Дэнди. Я видела, как Джек повинуется отцу, не задавая вопросов; и гадала, как этому круглолицему улыбающемуся человеку удалось добиться такого беспрекословного подчинения.

– Просто запомни: не груби ему, Дэнди, – серьезно сказала я. – Особенно в Уарминстере.

Она кивнула.

– Я не хочу остаться посреди дороги, как его жена, – сказала она. – Лучше умереть!

Странный озноб, охвативший меня, когда Джек начал рассказывать о своей матери, снова коснулся ледяными пальцами моего хребта. Я протянула к Дэнди руку.

– Не говори так, – сказала я, и голос мой прозвучал тихо, словно шел издалека. – Мне это не по душе.

Дэнди дерзко рассмеялась и состроила мне рожу.

– Мисс Несчастье! – весело ответила она. – Куда девать эти ведра?

Мы сложили все и были готовы уехать к закату – внезапному алому осеннему закату.

Пролеска стояла между оглоблями, кивая головой с притворной усталостью. Джек был в рабочих бриджах и блузе. Он готовился оседлать жеребца Снега, слишком ценного, чтобы привязывать его в долгую дорогу, как пони. Он предложил мне прокатиться, но я устала и заленилась. Если Роберт не велит мне править фургоном, я собиралась улечься на свою койку и спать.

– Ты становишься такой же лентяйкой, как Дэнди, – тихонько по-свойски сказал мне Джек, когда мы привязывали пони гуськом позади фургона.

Маленький пони моего па смирился с остальными и послушно встал в цепь.

– Сегодня ничего не хочу делать, – призналась я, не поднимая глаз от уздечки, которую завязывала.

Теплая рука Джека накрыла мои пальцы, вязавшие веревки, и я быстро взглянула вверх, ему в лицо, неразличимое в сумерках.

– О чем ты мечтаешь на своей койке, Меридон? – тихо спросил он. – Когда лежишь днем, смотришь, как качается над тобой потолок. О чем ты тогда мечтаешь? О любовнике, которые снимет с тебя одежду, стащит эти дурацкие мальчишеские штаны, поцелует тебя и скажет, что ты красивая? Неужели ты не видишь чистую постель в теплой комнате и меня рядом с собой в постели? Об этом ты думаешь?

Я не убрала руку и прямо посмотрела ему в глаза.

– Нет, – сказала я. – Я представляю, что я не здесь. Что зовут меня не Меридон. Что мое место – не здесь. О тебе я никогда не мечтаю.

Его смуглое лицо в мгновение стало обиженным.

– Ты уже второй раз это говоришь, – посетовал он. – Ни одна другая девушка от меня не отворачивалась, никогда.

Я кивнула.

– Так и гоняйся за ними, – сказала я. – Со мной ты попусту тратишь время.

Он развернулся и оставил меня одну. Но пошел не обратно в освещенный фургон. Я едва не налетела на него, обойдя фургон с сеткой для сена, которую собиралась повесить сбоку. Джек стоял, прислонившись к фургону, и думал о своем.

– Ты холодная, да? – уличил меня он. – Я тебе не то чтоб не нравлюсь. Я тут подумал. Дэнди улыбается пожилым джентльменам, они щекочут ее под подбородком и дают ей пенни. Но ты никогда не улыбаешься, так ведь? Я подумал и понял, что ни разу не видел, чтобы ты кому-то позволила к себе прикоснуться, кроме Дэнди. Ты не любишь, чтобы мужчины даже смотрели на тебя, так? Не хочешь ходить со мной зазывать народ, потому что мужчины могут на тебя посмотреть и захотеть, а ты этого не любишь, так?

Я колебалась, готовая сказать «нет». Но потом кивнула. Это была правда. Я ненавидела бормотание и смешки. Грязные руки, лезущие под завшивленную одежду. Кувыркания за изгородями и стогами, после которых выходят с пристыженным лицом. Телу моему словно недоставало покрова, моя кожа была слишком чувствительна к чужим прикосновениям.

– Мне это не нравится, – честно сказала я. – И я никогда не понимала, как Дэнди это выносит. Ненавижу стариков, которые хотят меня потрогать, ненавижу, как они на меня смотрят. Ты мне не то что не нравишься, Джек, но я тебя никогда не захочу – и никого, наверное.

Я замолчала, обдумывая то, что только что сказала.

– И я об этом не жалею, – сказала я. – У меня нет отца, чтобы обо мне заботился, и я не сумею вести дом для любовника. Лучше мне оставаться как есть.

– Холодная, – поддразнил он меня.

– Как лед, – подтвердила я, не дрогнув.

Потом надела тяжелую сетку с сеном на крюк, протиснулась мимо Джека и вошла в фургон.

Дэнди уже лежала на койке, расчесывая черные волосы и напевая себе под нос низким томным голосом. Я забралась на свое место и сразу уснула, даже не очнулась, когда фургон, раскачиваясь, тронулся через луг и дальше, по дороге. Я только открыла глаза и увидела распахнутую дверь, звезды над нами и услышала стук многих неподкованных копыт по утоптанной грязи, когда мы двинулись на зимовку в Уарминстер.

Как-то ночью мы остановились на дороге. Я слезла с койки, чтобы почистить Снега и Пролеску, отвести их к ручью и напоить, когда остынут, а потом заняться пони. Маленькие пони пугались темноты и дичились. Один ободрал мне ногу и наступил на пальцы, и я выругалась хриплым со сна голосом, но была слишком сонной, чтобы его шлепнуть.