Мера Любви - [3]

Шрифт
Интервал

— Что?! — выдохнул Джованни. Если бы он не стоял посреди комнаты, он бы сел или хотя бы облокотился обо что-нибудь.

— Ты меня прекрасно слышал! — воскликнул дядюшка. — Да я понимаю, понимаю, как это неожиданно, но это только предложение. Повторяю, я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, у тебя есть еще время подумать. К тому же, решение такого вопроса не в моей компетенции. Ты знаешь, мало что от меня зависит, я только поговорил о тебе со Святейшим Отцом, и он выказал желание, чтобы я представил тебя ему. Так что я приехал забрать тебя с собой в Верону, а по дороге ты как раз сможешь обмозговать мое предложение.

— Но, дядюшка, мне же слишком мало лет, — осмелился возразить Джованни.

— Что правда то правда. Зато ты подходишь по остальным положениям. Нелегко, знаешь ли, найти человека, отвечающего всем каноническим предписаниям, — заявил почтенный архидьякон, — а молодость… а молодость с возрастом пройдет.

— Дядюшка, я не достоин…

— Это уж предоставь другим решать!

— Отчего же в Англию, дядюшка?

Джованни подумал: «неужто люди станут терпеть епископа-иноземца?», — но не произнес этого вслух.

— Ты меня удивляешь. Какая разница для нашей матери-церкви, в какой стране ты можешь послужить ей на славу? Разве итальянец Ланфранк не был архиепископом Кентербери, примасом Англии, или чудесный доктор Ансельм, занимавший тот же архиерейский престол, не был рожден в Аосте, и отец его не был ломбардец? Да, кстати, твоя сестра сейчас в Англии.

Джованни удивился.

— У ее мужа торговое дело в Лондоне, — пояснил дядюшка. — И, было бы очень хорошо так все устроить, чтобы ты успел поехать с его обозом. Он к весне отправляется из Венеции.

Джованни понял, что почтенный архидьякон прочно оплел его паутиной своего плана.

— Так-то вот, — заключил дядюшка, — некогда мне с тобой возиться, солнце высоко, уже давно ехать пора. Ты обедал?

Джованни кивнул.

— Значит иди. Собирайся, пока я пообедаю. И не мешкай. Книги возьми, бумаги, а барахло всякое оставь!

— Дядюшка, а как же Пьетро? — спросил Джованни.

— Это кто еще? А, слуга твой. Это уж ты у Умберто спрашивай. Добрый дядюшка Умберто разрешил Джованни забрать с собой своего Пьетро, да еще и вручил племяннику немного денег на дорогу, в придачу к множеству напутствий и наставлений. При прощании купец расчувствовался до слез и наконец приказал вывести из конюшни белую красавицу-кобылу, которую Джованни в шутку прозвал Логикой.

— Вот, забирай, — сказал дядюшка Умберто, вручая Джованни поводья. — Лошадь добрая, даром что кобыла, так ведь тебе ж не воевать. И езжай скорее, с Богом, пока я не передумал!

Тетушка Матильда, дородная супруга Умберто Буонтавиани расцеловала Джованни на прощание, и свита архидьякона тронулась в путь на север, в Ломбардию.

Сбылось заветное желание Джованни, об исполнении которого он горячо молил Господа еще два дня тому назад: он покидал Болонью. Только не было ему от этого счастья. Джованни думал, сколь туго бы ему пришлось, выйди он из тех же ворог нищим студентом, но тогда он был бы свободен, а в свите дядюшки-архидьякона Джованни чувствовал себя не лучше, чем в доме Буонтавиани. Отчего только сеньора архидьякона обуяла гордыня, и он вбил себе в голову сделать племянника епископом? Джованни сильно сомневался в реальности этого замысла. Что же дальше? Скорее всего, придется стать служащим либо Курии, либо миланской архиепархии, и при том, конечно, под покровительством дяди. Да и, сказать по правде, на что еще мог он надеяться? Изучать теологию в Париже — это была мечта. Или даже того меньше. Так, химера, дым. Джованни ехал понурив голову всю дорогу до валломброзанского монастыря, в котором почтенный архидьякон решил остановиться на ночь.

Поутру, прослушав мессу и плотно подкрепившись, они отправились дальше. Через некоторое время дядюшка оставил место впереди отряда и подъехал к Джованни.

— Что ты такой несчастный, милый племянник? Боязно тебе? — начал дядя. — Ободрись, вспомни, как апостол Павел сказал Тимофею: «кто епископства желает, доброго дела желает». Да и разве мог бы я предложить тебе что-либо худое?! Хлопочу я, милый мой, с одним только стремлением — устроить тебя в жизни получше. Ведь я поклялся твоему покойному отцу заботиться о тебе, когда он лежал на смертном одре… — дядюшка расчувствовался.

Джованни знал по рассказам других людей, что дядюшки Роландо не было при кончине его отца. Он слушал эту болтовню в надежде больше узнать о своем нынешнем положении и не мог понять, верит ли сам архидьякон в то, что говорит.

— Дело, знаешь ли, такое, что, кажется, Фортуна нам улыбается, и ты уж будь добр, постарайся сделать все от тебя зависящее, чтобы она над нами не посмеялась, — продолжал дядюшка с воодушевлением. — Генрих король Английский, и как он там еще, написал Сеньору Папе, что у него в одной епархии в графстве Честер — дурацкие у них названия, ей Богу — возникли проблемы с выборами. Каноники тамошней церкви хотели было выбрать кого-нибудь из своих, да вмешался какой-то аббат. Короче говоря, дело кончилось потасовкой, и решили обратиться за советом к третьим лицам. Епископ Честера в Нормандии, а архиепископа, который над этой епархией господин, и вовсе нет. Делать нечего, пришлось допустить вмешательство короля. Генрих Английский как верный сын Римской Церкви передал дело на рассмотрение Святому Престолу. Он попросил Сеньора Папу назначить епископа, только непременно молодого и образованного, так как там у них очень, мол, туго с познаниями и нужно немало усилий, чтобы навести порядок. Проблемы такие же, как везде: симония, женатые священники, земельные споры. Ничего особенного. Англичане, насколько я знаю, в серьезных делах совсем не смыслят, прямо как дети малые…


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.