Мэр Кэстербриджа - [22]

В это время по улице проехали пять огромных возов сена, высотой до окон второго этажа. Возы прибыли в город из деревни, и лошади, от которых шел пар, очевидно, везли их почти всю ночь. На дышлах всех повозок были прибиты дощечки, на которых белыми буквами значилось: «Хенчард. Оптовая торговля зерном и сепом». При виде этих возов жена Хенчарда яснее прежнего поняла, что она обязана кое-чем поступиться ради дочери и сойтись с мужем.

За завтраком они говорили все о том же, и миссис Хенчард наконец решила, что, к добру это будет или к худу, но надо послать к Хенчарду Элизабет-Джейн, которая сообщит ему, что его родственница Сьюзен, вдова моряка, находится здесь, в городе, а он пусть уж сам скажет, признает он ее или нет. К этому решению ее привели два обстоятельства. Люди говорили, что Хенчард — одинокий вдовец, а сам он сказал, что стыдится одного своего поступка. И то и другое давало повод для надежды.

— Если он скажет «нет», — наставляла она Элизабет-Джейн, которая стояла перед ней в капоре, готовая идти, — если он считает, что раз он достиг здесь такого высокого положения, то ему не подобает признать… позволить нам, как… как его дальним родственницам, прийти к нему, ты скажи: «В таком случае, сэр, мы не станем вам докучать; мы уйдем из Кэстербриджа так же незаметно, как пришли сюда, и вернемся к себе домой…» Мне почти хочется, чтобы он отказал нам, ведь я не видела его столько лет, и мы… в таком дальнем родстве с ним!

— А если он скажет «да»? — спросила девушка, настроенная более оптимистично.

— Тогда попроси его написать мне записку и сказать, где и как он хочет встретиться с нами… или со мной, — осторожно ответила миссис Хенчард.

Элизабет-Джейн направилась к лестнице.

— И еще скажи ему, — продолжала мать, — что я вполне понимаю, что он мне ничем не обязан… я радуюсь его успехам и надеюсь, что он будет жить долго и счастливо… ну. иди!

Так, скрепя сердце, почти против воли, послала к Хенчарду эта несчастная, все простившая женщина свою ничего не ведавшую дочь.

Это было в базарный день, около десяти часов утра; Элизабет-Джейн шла по Главной улице, не торопясь: ведь она считала себя просто бедной девушкой, посланной к богатому родственнику. Стояла теплая осенняя погода, и парадные двери почти всех жилых домов были распахнуты настежь, так как мирных горожан не тревожила мысль о том, что их зонтики могут украсть. За дверями виднелись длинные прямые коридоры, похожие на туннели, а за ними — поросшие мхом сады, пестревшие яркими красками настурций, фуксий, красной герани, желтофиоли, жабрея, георгин, и этот костер цветов пылал на фоне серых каменных стен — остатков былого Кэстербриджа, еще более древнего, чем тот старинный Кэстербридж, что встречал прохожего на улице. Старомодные фасады домов, задние стены которых были еще старомоднее, непосредственно примыкали к тротуару, а на него, как бастионы, выдвигались окна-фонари, вынуждая спешащего прохожего проделывать через каждые несколько ярдов красивую танцевальную фигуру, именуемую «шассэ-дешассэ». Кроме того, прохожему волей-неволей приходилось проделывать и другие созданные Терпсихорой фигуры, чтобы обойти ступени подъездов, железные скобы для чистки обуви, входы в погреба, контрфорсы церквей и углы домов, которые когда-то не мешали движению, а теперь покривились и покосились.

Не говоря уже об этих неподвижных препятствиях, которые столь выразительно свидетельствовали о том, как мало стесняли себя строители границами домовладений, тротуары и проезды были сплошь загромождены предметами, находящимися в движении. То были повозки, проезжавшие через Кэстербридж по пути из Меллстока, Уэзербери, Хинтока, Шертон-Аббаса. Кингсбира, Оверкомба и других городков и деревень. А возчиков съезжалось так много, что они, казалось, составляли целое племя; и они так резко отличались от прочих людей, словно были представителями особой расы. Повозки только что прибыли и стояли вплотную друг к другу по обеим сторонам улицы, в некоторых местах образуя стену между тротуаром и проездом. Кроме того, все лавочники раскладывали половину своих товаров на козлах и ящиках, выставленных прямо на тротуар, причем они каждую неделю все расширяли эту выставку и, несмотря на увещевания двух дряхлых стариков-квартальных, выдвигались все дальше и дальше на проезд, так что экипажам приходилось проезжать извилистой вереницей по середине улицы, а их возницы имели полную возможность показать свое искусство в обращении с вожжами. Остается добавить, что на солнечной стороне улицы над тротуаром нависали тенты, устроенные так, чтобы сбивать с проезжих шляпы, которые слетали, словно от удара невидимых рук кранстоунского бесенка-пажа, воспетого в романтической поэме.

Лошадей, приведенных на продажу, привязывали в ряд к коновязи, и они, стоя передними ногами на тротуаре, а задними на мостовой, случалось, хватали зубами за плечи мальчиков, идущих в школу. А всеми уютными нишами в фасадах домов, скромно отступивших от границы улицы, завладевали продавцы свиней, превращая их в свинарники.

Мелкие землевладельцы, фермеры, продавцы молочных продуктов и горожане, прибывшие по делам на эти древние улицы, беседовали друг с другом не только при помощи членораздельной речи. В больших городах, если вы не слышите слов собеседника, вы не поймете, что он хочет сказать. Здесь же и лицо, и руки, и шляпа, и палка, и все тело говорили наравне с языком. Если кэстербриджский торговец хотел выразить удовлетворение, он, подчеркивая свои слова, раздувал щеки, прищуривал глаза, откидывал назад плечи, — и люди, стоящие на другой стороне улицы, понимали его вполне. Когда же он удивлялся, то, даже если мимо него с грохотом проезжали все повозки и фургоны Хенчарда, вы догадывались, что он удивлен, так как видели его красное небо и округлившиеся, как мишень, глаза. Решительность выливалась у него в яростные атаки на покрывающий соседние стены мох, который он сбивал концом палки, меняя положение своей шляпы с горизонтального на менее горизонтальное; в минуты скуки все тело его обмякало, колени подгибались и вывертывались, словно между ними был вписан ромб, а руки будто сводило судорогой. Жульничество и мошенничество, видимо, были редким явлением на улицах этого честного города, и говорили даже, будто юристы в суде, защищая интересы своих клиентов, порой выдвигали веский довод в пользу противной стороны из чисто великодушных побуждений, хоть и делали вид, что это — по ошибке.