Меняя завтрашний день - [28]

Как уже было известно, перед сожжением еретиков и ведьм по договорённости сначала душили с помощью верёвочной петли с палкой или делали проще — через повешение. Однако, если обвиняемые упорствовали и явно не раскаивались или перед казнью делали то, что не входило в планы инквизиции — проповедовали, сыпали проклятиями, кричали о своей невиновности — их сжигали живьём.

Никто из женщин, оказавшихся с Анной вместе на площади, не раскаивался в том, что им приписывали «доброжелатели» в своих доносах и поверившие этим заявлениям представители закона и духовенства.

Для особо злостных и непокорных, в глазах инквизиции, осуждённых за колдовство, костёр разводили из сырого дерева, чтобы продлить казнь. Сырое дерево вместо сухого хвороста замедляло горение и делало смерть более мучительной, длительной и болезненной. Некоторые, уже наполовину сожжённые люди, выбирались из пылающего огня, и их снова бросали туда, пока они не сгорали совсем. А до сожжения им могло быть предписано дополнительное наказание в виде отсечения рук, ног, дробления костей, вырывания кусков плоти раскалёнными щипцами — ведьмы по устоявшемуся мнению должны были быть нечувствительными к такого рода истязаниям — их мучил внутренний огонь, выжигающих их грешные души, выскабливающий изнутри всё живое…

Взгляд Анны скользнул в сторону. Сквозь свои спутанные грязные чёрные волосы она разглядела темневшую одинокую массивную фигуру — это был человек в чёрном балахоне, которого Анна уже видела в комнате допросов. В руке он держал факел, который неистово пламенел, пока женщин привязывали к столбам.

— Люди! — крикнул он. — Ваша воля выполнена! Смерть ведьмам!

Она видела перед собой только рыжеватые стволы высоких могучих сосен, изумрудно-зелёный мох, устилавший землю с россыпью хвойных иголок и шишек, матово-серые просветы между деревьями — солнечные лучи не проникали сквозь густые кроны деревьев во внутренний печально-суровый мир тихого леса.

Факел упал на одну из вязанок хвороста.

Когда зажигался костёр, особо уважаемым прихожанам церкви предоставлялось почётное право подбрасывать в огонь хворост, чем они приумножали перед церковью свои добродетели. Если осуждённый на костёр умирал до казни, то сжигали его труп. Сожжению подвергались и останки тех, кто был посмертно осуждён.

В этот раз было всё иначе, однако, думается, что никто особо не расстроился — казнь ведьм и так сама по себе была зрелищем, не надоедающим людям, которые лелеяли и взращивали в себе одновременно облегчение и страх: облегчение от того, что на костёр отправился кто-то другой, а страх оттого, что можно оказаться следующим. С началом казни задние ряды жителей, пытаясь лучше разглядеть происходящее, стали напирать своей массой на передние, ближайшие к столбам ряды людей, которые пытались пятиться назад, закрывая лица от жара разгоравшегося костра. В создавшейся давке стало совершенно нечем дышать — клубы дыма шли в разные стороны от эшафота, то устремляясь ввысь к ярко-синему небу, то наоборот, припадая к земле и окутывая облаками толпу собравшихся. Крайние женщины у столбов, под ногами которых разгорелся огонь, начали истошно кричать и судорожно пытаться поджать ноги. Треск разгорающегося костра, крики, от которых у зрителей закладывало уши, летящие со всех сторон проклятия или избитая уже фраза «Смерть ведьмам!», расползающийся запах горелого мяса под пение церковных гимнов являло собой воплощение правосудия и исполнение воли Божьей.

Казнь, однако, была своего рода праздником.

Но праздник сегодня не состоялся — огонь вдруг распространился вокруг помоста, стремглав запрыгав по деревянным настилам улиц, перекинулся на близлежащие деревянные дома, обмазанные глиной, танцуя на соломенных крышах. В толпе началась паника, обезумевшие люди бросились врассыпную к своим домам, тесно стоявшими друг к другу, в страхе за близких и надеясь спасти уцелевшее в возникшем пожаре нажитое имущество, ведь дом можно было отстроить вновь.

В создавшемся переполохе никто не заметил, как от одного из столбов метнулась в сторону от помоста и стремительно бросилась наутёк фигурка невысокой женщины, оставив позади себя полыхающий хворост на помосте и десять уже чернеющих женщин, у которых понемногу начинали подгибаться колени и руки.

Как правило, после того, как официальные лица расходились по домам, слуги продолжали поддерживать огонь до тех пор, пока от костра не оставался один лишь пепел. Палач должен был тщательно сгрести его, а затем рассеять под эшафотом или в каком-нибудь другом месте, чтобы впредь ничто больше не напоминало о богохульных делах казнённых пособников дьявола.

Вскоре об этой казни забыли — тела казнённых женщин обратились в пепел, в котором уже невозможно было определить, кому он принадлежал — всё превратилось в сплошную бурую массу и от неё через некоторое время избавились в процессе восстановления деревни после пожара.

Глава 11

Арктика, октябрь 2001 года

Снежный буран недолго бушевал над скованными первыми снегами просторами: летящий с неба снег, не успевая достигнуть стылой земли, вновь и вновь беспокойно взмывал в небо, чтобы с нарастающей яростью обрушиваться снежными лавинами на приземистые постройки, окружающие вертолётную площадку и прилегающие к ней ангары. Однако вскоре распогодилось, синоптики пообещали четыре солнечных дня и перелёты снова возобновились.