Меняя лица - [72]

1995

— Сколько швов тебе наложили? — Ферн хотела, чтобы Бейли снял повязку с подбородка. Она прибежала сразу, как только услышала новость.

— Двадцать. Рана довольно глубокая. Я даже кость видел.

Казалось, Бейли был восхищен своей травмой, но его лицо тут же вытянулось. На коленях, как обычно, лежала книга, но читать ему не хотелось. Он полулежал в кровати. Временно покинутая коляска стояла в стороне. Несколько месяцев назад его родители купили специальную кровать: с продольными поручнями и кнопками, позволявшими поднимать верхнюю часть, чтобы Бейли без особых усилий мог сидеть, или нижнюю, и тогда можно было притвориться, что ты летишь в ракете, запущенной в космос. Ферн и Бейли успели несколько раз так «полетать», пока тетя Энджи их не отругала и не запретила превращать кровать в космический корабль.

— Болит? — спросила Ферн. Наверное, поэтому, подумала она, Бейли был таким угрюмым.

— Нет. Мне сделали укол. — Он даже ткнул пальцем в то место.

— Что же тогда случилось, приятель? — Ферн забралась на кровать, пристраиваясь рядом с ним и отодвигая в сторону книгу, чтобы освободить себе место.

— Я больше не смогу ходить, — сказал Бейли, и у него задрожал подбородок, марлевая повязка вместе с ним.

— Но ты же можешь чуть-чуть ходить?

— Нет. Больше не могу. Я попробовал сегодня и упал. Сильно разбил подбородок.

Какое-то время он пользовался коляской только дома — берег силы, чтобы обходиться без нее в школе. Но потом расписание уроков стало слишком плотным, поэтому Энджи и Майк поменяли тактику: они отправляли его в школу в коляске и позволяли подниматься из нее по вечерам, когда хватало сил. Происходило это реже и реже, все чаще он и дома перемещался в коляске. Теперь без нее никуда.

— Ты помнишь свой последний шаг? — осторожно спросила Ферн, не особенно соображая в свои одиннадцать, что нужно избегать вопросов, на которые людям больно отвечать.

— Нет. Я бы отметил это в дневнике, если бы помнил.

— Могу поспорить, твоя мама хотела бы написать об этом в твоем детском альбоме. Она ведь наверняка отметила, когда ты начал ходить.

— Она, наверное, думала, что этих шагов будет больше. — Бейли сглотнул, и Ферн поняла, что он изо всех сил старается не расплакаться. — И я думал, что их будет больше. Но, наверное, я их все прошел.

— Я бы поделилась с тобой своими шагами, если бы было можно, — произнесла Ферн, и ее подбородок тоже задрожал.

Они поплакали вместе с минуту — две несчастные маленькие фигурки на больничной койке, окруженные голубыми стенами и вещами Бейли.

— Может, я и не могу больше ходить, зато могу кататься. — Бейли утер нос и пожал плечами — вечный оптимист, презирающий жалость к себе.

Ферн кивнула и вдруг просияла, с благодарностью взглянув на его коляску:

— Ты не можешь ходить, но ты все еще можешь отрываться под рок-н-ролл,[68]— воскликнула она и, спрыгнув с кровати, включила музыку.

— Еще как могу, — рассмеялся Бейли. И он запел так громко, на сколько хватало легких, пока Ферн ходила, каталась, танцевала и прыгала за них обоих.

33 НЕ БОЯТЬСЯ СМЕРТИ

Могила Бейли была слева от могилы их с Ферн деда. Джессика Шин, которая умерла от рака, когда ее сыну Майку было всего девять, тоже лежала рядом. Рейчел, маме Ферн, исполнилось девятнадцать, когда ее мама умерла. Она помогала отцу воспитывать брата, пока тот не закончил школу и не уехал в колледж. И так вышло, что Рейчел относилась к Майку больше как мать, чем как сестра.

Дедушке Джеймсу Шину было около семидесяти, когда родились Ферн и Бейли, а умер он пять лет спустя. Ферн помнила его смутно — только седые космы и ярко-голубые глаза, цвет которых унаследовали и Майк с Рейчел, и Бейли. А вот кареглазая Ферн пошла в отца.

Когда пастор Тейлор начал трогательную прощальную речь, Ферн чувствовала, как вздрагивал Эмброуз: эти слова находили отклик в его сердце.

— Не думаю, что мы получим ответы на все вопросы. Нам не дано разгадать все «почему». Но я уверен, что все мы однажды, в конце жизни, обернемся и поймем: все то, что мы так умоляли Бога забрать у нас, за что мы его проклинали и из-за чего отрекались от него, было величайшим даром. — Пастор помолчал, собираясь с мыслями. Затем он взглянул на дочь. — Бейли был благословением, и я верю, что мы его еще увидим. Он ушел не навсегда.

Но сейчас Бейли с нами не было, и это «сейчас» тянулось бесконечно долго. Его отсутствие походило на огромную зияющую яму, вырытую для него же, — яму, которую нельзя не заметить. Пустоту, оставшуюся в сердце после ухода Бейли, предстояло заполнять гораздо дольше, чем могилу.

Ферн вцепилась в руку Эмброуза, и, когда ее отец произнес «Аминь», а люди начали расходиться, она осталась стоять как вкопанная. Ей было трудно двигаться, дышать, повернуться спиной к могиле брата. Один за другим к ней подходили люди, хлопали по руке, обнимали. Наконец остались только она, Эмброуз, Энджи и Майк. Солнечные лучи играли на земле, пробиваясь сквозь листву, плетя на траве витиеватое кружево и рассеиваясь над их головами. Энджи и Ферн обнялись, обеим было слишком больно.

— Я люблю тебя, Ферн. — Энджи приложила ладони к лицу племянницы и поцеловала ее в щеки. — Спасибо за твою любовь к моему мальчику. Спасибо, что не бросала его и заботилась о нем. Какое счастье, что ты есть у нас.