Меняла Душ - [56]

Волна катила волны изменений.

Волна кроила реальность.

Волна перестраивала Вселенную.

Иван Павлович Столетов последние две ночи не сомкнул глаз. Он был охвачен идеей, как торфяные болота пожаром. Идея шевелилась в его голове и никак не могла обрести форму. Но он чувствовал, что то, что он вот-вот родит, будет гениальным, поворотным пунктом в истории человечества, и осознание значимости идеи, которая засела в его голове, не давало ему покоя. Он заполнил иероглифами формул две толстые тетради, пытаясь подойти к решению задачи, которую обдумывал последние полтора года, но ничего не получалось. Формулы рассыпались, не складываясь в логически связанную цепочку расчетов.

Столетов поднялся из-за стола, чувствуя, как его пошатывает от усталости, и добрался до дивана. Иван Павлович опрокинулся на него, закрыл глаза и провалился в тяжелый вязкий сон, в котором увидел ответ. Все формулы сложились в решение, оказавшееся до предела простым и гениальным в своей простоте. Он всё понял и уцепился за это понимание, как пиранья за ногу нерадивого рыбака.

Когда он проснулся, в голове прояснилось, осталось ощущение гениальности и простоты, но решение погрязло под ворохом обрывочных образов из сновидения. Столетов застонал от разочарования и прошлепал босиком на кухню. Подхватив чайник, он припал к горлышку и высосал всю воду до последней капли.

Иван Павлович занимался конструированием двигателя, способного разогнать звездолет до скорости света. У него не было специального физического образования. Как давно повелось на Руси, Столетов был самоучкой. С юных лет он испытывал тягу к точным наукам, а физику изучал запоем: начал с учебников, а затем перешел на монографии, исследования физических лабораторий и другие научные материалы.

Пределом световой скорости Столетов заинтересовался давно. Подходил к этому вопросу издалека, пролистывая тонны литературы по данной тематике, но никак не мог отыскать решение вопроса.

На него смотрели как на городского идиота. К его словам и образу жизни относились с изрядной долей сарказма, за глаза называя Эйнштейном. При этом в устах городских обывателей слово «Эйнштейн» приобрет новый, донельзя неприличный оттенок, словно это одно из самых страшных ругательств.

Городок, в котором жил Иван Павлович Столетов, вырос на берегу Волги, но был маленьким, мало значащим провинциальным городком, ставшим выездной резиденцией московских богатеев. Москвичи понастроили на территории Камышина особняков и выбирались сюда на флаерах на выходные и в отпуск, посещая особняки между Канарами и Гавайями. Всё остальное время года половина города стояла с потухшими глазами-окнами. Другая же половина мирно шуршала, справляясь со своими маленькими проблемами.

Для обывателей идеи Столетова и его образ жизни были как бельмо на глазу. Иван Павлович раздражал, служил объектом насмешек, но обыватели считали, что каждый уважающий себя город должен иметь хотя бы одного городского сумасшедшего. И многое ему прощали. Такое отношение сохранялось вплоть до появления в городе двух черных флаеров с правительственными номерами и флажками России на капоте. Флаеры опустились перед домом Столетова, дверцы раскрылись, и появилась делегация из восьми человек. Шестеро, запакованные в костюмы, с волчьими глазами, заняли позицию вокруг флаеров, а седой пузатенький мужчина с академической бородкой, опирающийся на трость, в сопровождении высокого атлета поднялся в квартиру Столетова. Зачем к городскому сумасшедшему прибыли из столицы, никто так и не узнал, но новость в мгновение распространилась по городу, обрастая, как пенек на болоте мшистой бородой, новыми подробностями.

Так, на юге Камышина бабки на лавочках перед домом судачили:

— Ты слышала, Феклистовна, нашего-то психа сегодня арестовывать приехали. Он Россию задарма американцам продал, сволочь такая!

На севере Камышина бытовала другая версия:

— Нашего-то психа из Москвы обследовать приехали. Говорят, что таких психов по Руси еще поискать надо. Очень редкое заболевание.

На востоке Камышина говорили-гнули свое:

— Эйнштейн-то изобрел какую-то хрень, которая опасна для окружающих, вот теперь его и приехали проверять. Говорят, такую чумную вещицу мог только наш Эйнштейн изобрести. Вот делать человеку нечего!

Ну а на западе города жили самые большие скептики:

— Эка невидаль, из Москвы понаехали! Я всегда говорила, что в этом правительстве одни психи и сидят. Нет чтобы житуху нам поднять, денег бы народу дали, так они будут к психам разным летать. Топливо казенное, на наши деньги-то, народные, купленное тратить!

Но никто даже ни на йоту не приблизился к истине. Ошибались все.

К Ивану Павловичу из Москвы прилетел академик Маргенбаум, нобелевский лауреат по физике, который ознакомился с отрывочными выкладками Столетова, выложенными в Сети, и вздумал познакомиться с самородным гением.

Два дня черные флаеры стояли у подъезда Столетова. Академик и городской сумасшедший не покидали квартиры. Только атлет ходил дважды в соседний продуктовый магазин и возвращался назад с огромными пакетами, набитыми под завязку съестными припасами.