Меня зовут Бренда Джейн - [17]

Хэмиш вышел на поле и был встречен приветственными криками. Играл он с полной самоотдачей, и сердце Бренды билось от восторга: она видела, что он превосходит всех. Движения его были сильны и гибки, как у настоящего, хорошо тренированного спортсмена.

Но в разгар игры произошло нечто непредвиденное. Из церкви выбежала, заливаясь слезами, Энни. Девчушка споткнулась, упала на живот и заплакала навзрыд, уткнувшись носом в траву.

И тут Хэмиш Чандлер совершил, на ее взгляд, нечто невероятное.

Покинув игровое поле, он бросился к своей плачущей дочери, присел рядом на корточки, поднял ее с земли и начал качать на руках, успокаивая.

– Пастор, вы что, выбыли из игры? – крикнул кто-то.

– Считайте, что на время выбыл, – ответил Хэмиш, убирая с лица девочки мокрые от слез пряди волос.

Би Джей наблюдала сцену, потрясенная тем, что эта трехлетка могла отвлечь отца от такой захватывающей игры. Боже мой, вот если бы я так заплакала, думала она, мой отец просто обозвал бы меня «ревой-коровой».

Хэмиш не вернулся в игру. Он устроился на зрительской скамье рядом с креслом Бренды.

Дочку он повернул так, чтобы она смотрела на поле, прижавшись спиной к его груди.

Счастливое детство у этих двух девочек, думала Бренда, но они, как пить дать, вырастут беззащитными нюнями и всю жизнь будут зависеть от кого-то более сильного и умелого. В конце концов, все от них откажутся, презирая их за слабость.

Однако в душе она была бы не прочь тоже прильнуть к Хэмишу.

Энни протянула, было, ручку к Би Джей, но, взглянув ей в лицо и, видимо, вспомнив, что не любит ее, отвернулась.

– Меня Билли укусил, – сказала она, всхлипывая, снова обращаясь к отцу. На розовой коже ребенка Бренда успела заметить две полу-подковки – следы детских зубов.

– Билли плохой, – заявила Бренда, неожиданно разозлившись оттого, что кто-то, пусть тоже ребенок, посмел обидеть Энни, этот образец очарования и невинности. На миг ей захотелось, чтобы укусили ее, а не Энни. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и спросила Хэмиша: – Что вы намерены предпринять?

– Поговорю с его матерью, – ответил он, не отводя глаз от мяча.

– А вы не вернетесь на поле? Ваша команда явно проигрывает без вас. – Бренда все еще была под впечатлением его удивительного поступка.

– Сейчас я нужен дочери.

– Вы вырастите из нее неженку, – заявила Бренда, сама в это не веря. Потому что ей-то ох как не хватало в жизни нежности и ласки.

Хэмиш медленно повернул к ней голову, и, заглянув в его голубые глаза, она увидела в них неизбывную грусть.

– Я хочу научить ее тому, что любовь и забота о человеке могут залечить любую рану, – сказал он. – Что вы знаете о любви, Бренда Джейн?

Впервые она поняла, что зря почти всю свою жизнь истратила на физическую и психическую закалку. Говорить о любви ей было трудно.

– Ну… во-первых, я не ребенок. Во-вторых, всегда считала, что любовь как чувство сильно переоценивают…

– А вы любили кого-нибудь?

– Отца… в какой-то мере.

Она сказала это, отвернувшись, наблюдая за игрой. Горло сжал спазм. Казалось, еще одна ложь просто задушит ее.

– Значит, нам придется поработать над этим вопросом, согласны? – спросил он, тоже не отрывая взгляда от игры.

Бренде было очень стыдно. Наверное, он не ошибся, разглядев в ней какую-то несостоятельность, неспособность понять, как можно любить людей, заботиться о них, не боясь быть обиженным ими или отвергнутым. Надо было бы возражать ему и противоречить, но больше всего ей хотелось броситься к нему с разбегу, как делают его дети, зная, что он обязательно подхватит и крепко прижмет к себе – в любой момент, когда будет нужен или желанен. Он – единственный человек, способный на это.

Опасная мысль. Хэмиш – троянский конь, преподнесенный ей в виде подарка, хитро проникший сквозь ее оборону.

Бренда удалилась со спортивной площадки вместе с миссис Биллингс и детьми около девяти часов, а Хэмиш остался проследить, чтобы убрали спортинвентарь, закрыли все шкафы, а церковь заперли на ночь.

В девять тридцать она еще не ложилась. Ждала священника, размышляя: ничего себе вечерняя служба – десять минут потрачено на молитву и хороших два часа на игру. Как это понимать?

Когда миссис Би вела детей мимо нее в спальню, Эми, чуть поколебавшись, сказала: «Спокойной ночи, Бренда» – и заспешила вверх по лестнице. Энни даже не обернулась.

Миссис Би карабкалась позади, тяжело опираясь на полированные перила: каждый шаг давался ей с трудом. Она одарила Бренду усталой улыбкой, как бы извиняясь за детей.

Вечернее «спокойной ночи», догадалась Бренда, должно быть, включает в себя объятия и поцелуи. Ей приходилось видеть этот ритуал в других семьях, и она всегда считала, что детям не столько хочется целоваться, сколько оттянуть время сна. Но она уже научилась держать свой скептицизм при себе, убедившись, что люди, как правило, очень чувствительны во всем, что касается семейных традиций. И все-таки в душе ее шевельнулось сожаление. Эми и Энни явно не склонны соблюдать вечерний ритуал по отношению к ней. Девочки не испытывают ко мне теплых чувств, вздохнула она. Даже покладистая Эми.

Минут через пятнадцать миссис Би спустилась на несколько ступенек по лестнице – настолько, что Бренда могла ее увидеть.