Меня зовут Бёрди - [39]

Что и говорить, в ее жилах течет цыганская кровь.

Виноваль медленно раздевается, роняя одежду на пол. Он погасил весь свет, расставил вокруг себя свечи и не спеша зажигает их одну за другой, это ритуал. Волосы уже почти нужной длины, щетины не видно, волосков на теле тоже почти нет, эпиляция удалась. В этом месяце он провел примерно двадцать процентов своего времени в платье. В следующем надо бы еще больше. Он мечтает о ста процентах. Засунув пенис между ляжек, он сжимает их, чтобы его не было видно. Гладит свой торс, представляя себе пышную плоть, две грушевидные груди.

Он дождется ста процентов и тогда попробует завязать новые отношения. Пусть его примут таким, какой он есть, такой, какая она будет. Он поднимает глаза к зеркалу и видит себя во весь рост. Улыбается. Завтра он купит еще бюстгальтеров и, почему бы нет, пояс с чулками. С его-то ногами он будет выглядеть божественно.

СРЕДА – 0.30

Со временем ничего не смягчается. Так говорят, но это неправда. Наоборот, твердеет. Сохнет. Как корка на ссадине. И ты ее расчесываешь. И идет кровь. И опять расчесываешь. Сдираешь с мясом. Остаются гадкие отметины. Карцер без двери, без стен, без замка. И постоянно горит свет. Тюрьма без свиданий. Я нарезаю круги по комнате. Прогулка. Сводит икры, сводит ляжки. Сводит мозг.

А потом я закрываю глаза. Возникают бегущие линии, как фары машин на снимках, когда слишком долго не закрывали затвор. Светящиеся змеи бегут к горизонту. Не размыкая век, я лечу следом, оседлав эти жилы чистого света, туда, вдаль, в невидимый край.

20

Через пять дней после той публичной репетиции, утром в четверг, всем поступил один и тот же телефонный звонок. Участников «Play» ждут завтра на набережной Орфевр, 36, чтобы задать несколько вопросов по поводу смерти Хуа Сан Лам в ночь с субботы на воскресенье.

Сообщения так и летят. Группа договаривается о встрече в студии завтра в 8 утра.

На сей раз все точны, лица унылые, шутить никто не настроен.

– Что будем делать?

– Надо идти, думаю, мы обязаны.

– Скажешь тоже, обязаны, еще чего!

– Это тебе не просто жалоба в местный комиссариат. Это Криминальная бригада. И надо же, чтоб такая пакость случилась у меня! – рычит Шала.

– Что нам грозит?

– Соучастие?

– Вряд ли.

– Продажа наркотиков?

– С моей судимостью мне только этого не хватало, – добавляет Ким, – у меня и так условный срок, я не могу себе позволить даже превышение скорости.

– У тебя и прав-то больше нет!

– И то верно.

– Паоло, а ты что скажешь? Чего молчишь?

– Мы тут ни сном ни духом, так что пойдем и расскажем правду. Мы же, блин, не гангстеры.

– Та девчонка купила это дерьмо здесь, на нашей репетиции. И мы за это огребем по полной.

– Ну, и?

– Ну и ничего, я только хочу сказать про эти голубые таблетки, девять шансов из десяти, что она купила их у большого Туртурро.

– Думаешь?

– Брось, Тони, мы все были здесь, в подсобке, когда дылда предложил их нам!

– Кроме меня!

– Да, кроме Мики.

– А мне он их предложил потом, – улыбается басист. – Я, кстати, принял одну, вштыривает не по-детски.

Все ошеломленно уставились на Мики.

– И ты вот так нам об этом говоришь?

– А как еще я должен вам сказать?

– Хрен знает, это же стремная штука. Ты хорошо себя чувствуешь? Странных симптомов нет?

– У врача был?

– Да нет, я в порядке.

Повисает молчание, пока все переваривают новость.

– Ладно, что делать-то будем?

– Пойдем.

Все кивают, день обещает быть долгим.

– Чем скорее с этим разделаемся, тем лучше.

– А что скажем про Туртурро? Надо всем петь одну песню!

– Кто-нибудь знает его настоящее имя?

– Нет.

– Я тоже…

– Кажется, его зовут Жак.

– Жак, а дальше?

– Понятия не имею.

– Будут спрашивать – скажем, что знаем, и хорош, если парень влип, пусть сам и объясняется.

– Мне это не нравится.

– Мы тут вообще ни при чем, и не надо гнать им лажу. Это лучший способ вляпаться в дерьмо, – заключает Паоло, вставая.

Он берет свой шлем и выходит, остальные следом. Не имеющий прав Ким садится за Шалой, Мики, убежденный пешеход, за Паоло, Тони заводит свой BMW R69S, и вся компания катит к острову Сите.

Оставив мотоциклы на набережной, они вместе входят в здание; никто больше не говорит ни слова. К ним спускается инспектор Ибанез и ведет их на третий этаж. Ли Вей, кузина малышки Хуа, уже рассказала ему про их вечер, репетицию рок-группы, выпивку, верзилу, продававшего таблетки, и все остальное. Она никак не может прийти в себя и, наверное, никогда не оправится: инспектор знает, что чувство вины будет преследовать ее еще очень долго. Ибанез даже не настаивал, он видел, что девушка неспособна что-либо от него скрыть.

Найти «Play» было легче легкого. Как большинство музыкантов, они открыли общедоступные страницы группы во всех социальных сетях. На многих из них есть имена и фамилии участников, и через час он уже знал их телефоны.

Он усадил каждого в пустом кабинете и оставил на часок одних, для пущего напряжения. Ожидание в кабинетах на набережной Орфевр зачастую позволяет выиграть драгоценное время, от него также неплохо развязываются языки и слабеют нервы, «как пить дать, престиж заведения».

21

Как всегда, по четвергам, Эш возглавляет совет, собирающийся в большом зале. Полтора десятка участников вполне характеризуют разношерстность населения Фермы, число пансионеров которой регулярно росло в течение последних десяти лет.