Меня не сломить (ЛП) - [52]

Я смотрю на экран и вижу неизвестный номер, но, тем не менее, подношу телефон к уху с учащенным пульсом.

— Алло? — говорю с надеждой.

— Привет. Джульет?

Голос женский.

Мое нервное ожидание тут же распадается на части, оставляя лишь холодную тяжесть в животе. Я сглатываю рыдание.

— Да. Это я.

— Привет! Это Холли! Из «Кингстон риэлти». — Она так и сочится энтузиазмом. — Как поживаете?

Я стою, не зная, что ответить. «Ну, не знаю, Холли. Я провела крышесносную ночь с любовью всей моей жизни, только чтобы проснуться и обнаружить, что он сбежал и оставил меня одну, и теперь я чувствую, будто весь мой мир рушится.»

Я сглатываю свой ответ и отделываюсь неопределенным:

— Прекрасно, спасибо.

— Супер! — щебечет Холли. — Я звоню, чтобы сообщить хорошие новости: нам поступило предложение насчет пляжного домика!

Я слышу, как в ушах начинает стучать кровь.

— Что? — заикаюсь, потому что ее слова обрушиваются на меня всей своей тяжестью.

Скоро у меня не будет и домика тоже?

— Здорово, правда? — воркует Холли, абсолютно не обращая внимания на мои страдания. — Правда, нам предложили немного меньше от запрашиваемого, и я посоветовала вашему отцу потребовать больше, но он хочет продать его как можно скорее. Поэтому мы срочно займемся оформлением бумаг и уладим все уже через несколько недель!

На меня накатывает головокружение и тошнота. Я стою, слушая лепет Холли о крайних сроках и о том, какая часть отойдет мне.

— Вам можно будет возвратиться на учебу! — продолжает она. — Покупатель сказал даже не волноваться об уборке. Думаю, он планирует снести дом и построить на его месте что-то другое.

— Он хочет его снести?! — я в ужасе повышаю голос.

— Ну, дом такой старый, но расположен в стоящем месте, — говорит она. — Так или иначе, дорогая, вы сможете уехать до конца недели? Я не хочу давать им время передумать!

— Несомненно, — шепчу я слабо. — Как скажете.

— Потрясающе.

Я потрясенно вешаю трубку.

Конечно, я в течение многих недель знала, что дом будет продан. Папа и Карина оказались в большинстве. Но все это время я представляла себе какую-нибудь семью, которая его купит. Детей, которые играют во дворе и таскают песок с пляжа. Воображая, как под гонтовой крышей будут создаваться новые счастливые моменты, я чувствовала, как уходит боль.

Но знать, что его снесут?

Эта мысль вызывает в моем животе волнение. Услышав эту новость после побега Эмерсона, у меня складывается такое ощущение, будто все, что я люблю отдаляется, а я не в силах как-то этому помешать.

Вздрогнув, я понимаю, что стою, застыв перед баром уже целую вечность. Перекинув сумочку через плечо, я направляюсь в сторону домика. Это утро просто замечательное: синее небо, легкий ветерок, но внутри я как будто пробираюсь сквозь бурю. Я глубоко вздыхаю, сосредотачиваясь на обочине пыльной дороги, но с каждым шагом ощущаю, как силы меня покидают, а решимость уходит.

Мимо проезжает машина. Водитель сигналит и кричит из окна:

— Классно выглядишь, крошка!

Я вздрагиваю и краснею, понимая, что иду раним утром в помятом платье. Меня затапливает волна смущения, и я обхватываю себя руками и вжимаю голову в плечи, пережидая, пока автомобиль уедет.

Я продолжаю идти, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Я не понимаю, почему Эмерсон просто взял и поступил так после всего, что вчера вечером между нами произошло. Находясь в его крепких руках, ощущая его в себе, я снова чувствовала себя цельной, как будто каждая моя недостающая часть и сломанная деталь была исправлена и в безопасности.

Я была дома.

Я думала, он тоже это чувствовал. То, как он пронзал меня взглядом, как будто я была всем, что он когда-либо хотел в мире. Нежность на его лице, когда он подмял меня под себя, заставляя мое дыхание сбиться; ошеломленное удивление, когда он погружался в меня много раз…

Но, вспоминая вчерашний вечер, я с дрожью понимаю, что, несмотря на весь наш смех и разговоры, и фонтанирующий, умопомрачительный секс, вчера ночью мы ни разу не говорили о чем-либо существенном. О будущем. Что, черт возьми, между нами теперь происходит. Чего он от меня хочет. Какого черта он разбил мое сердце и сбежал много лет назад.

Все мои внутренности сжимаются, когда я мысленно возвращаюсь назад, к тому времени, когда я только вернулась в город. Я пробегаюсь по каждому нашему столкновению, каждому слову, все больше волнуясь. Эти воспоминания заставляют мою грудь сжаться от недостатка кислорода. Он никогда не говорил что-либо о других чувствах ко мне, кроме желания. Никогда не упоминал, что заботился обо мне, только то, что хочет сорвать мою одежду — сплошь трезвый расчет.

Вполне возможно, что это все, что он когда-либо от меня хотел.

Меня одолевает оглушительный хор вопросов, и вскоре я уже не могу им сопротивляться. Я обращаюсь к одному событию, к которому поклялась себе никогда не возвращаться. К тому дню, который отнял все, что я любила, и оторвал его от меня. И я никогда не знала, почему.

4 года назад.

Это случилось после похорон, которые уже превратили тот день в худший день всей моей жизни. Сначала была служба, наполненная ничего не значащими формальностями, после медленная процессия к туманной вершине скалы. Эмерсон был тих на протяжении всего пути, но я не могла говорить, даже если бы попыталась. Мы открыли урну, и я наблюдала, как ее прах смешивается с ветром: моя прекрасная, сердечная мама, разлетающаяся вникуда прямо на моих глазах.