Меньшиковский дворец - [6]
И тогда я неожиданно попал в знаменитый пионерлагерь «Артек», в котором работал «дядя» Саша.
Это был особый — «пятый» — лагерь. Здесь собрались ребята, родители которых были сотрудниками «Артека», или ребята из крымской «глубинки», из городов и поселков степного Крыма, то есть те, кто никогда в то время не попал бы в «Артек» иначе. Наш лагерь был во всем необычным. Жили мы в обычных больших армейских палатках, спали на армейских походных койках. Умывались на ручье и вечерами жгли костры, — лагерь находился в лесу у подножья Медведь–горы. Конечно, никакого электричества и водопровода не было. Кухня и столовая тоже были «полевые». Но мы носили ту же «артековскую» форму, пели те же «артековские» песни, участвовали во всех спортивных и культурных мероприятиях в «нижнем» лагере. Но чаще ходили в горные и морские (на шлюпках) походы и пользовались значительно большей свободой. Наши «пионервожатые» не очень–то отличались от нас по возрасту. Так что вокруг были только «свои».
Часто бывали на экскурсиях по городам южного побережья. Особенно сильно впечатление произвел на меня Севастополь, куда мы прибыли на артековском катере. Тогда город был еще полуразрушенный, только начинавший восстанавливаться. Здесь все еще дышало войной. И все–таки это был большой красивый город.
Тем контрастнее было впечатление от совершенно сохранившихся дворцов Алупки и Ливадии, в которых мы побывали тоже. В ливадийском дворце тогда был военный госпиталь или санаторий, нас пустили лишь в «парадную столовую», где проходило заседание знаменитой «ялтинской» конференции, и атмосфера которой как бы хранила память об этом не столь уж далеком событии. Мне легко было представить, что за этим столом сидели Сталин, Рузвельт и Черчилль, которые только что вышли в другую комнату.
В «Артек» тогда приезжали знаменитые писатели, артисты и другие интересные люди. На празднование тридцатилетия «Артека» из Севастополя пришли военные корабли, и на крейсере «Киров» прибыл В. М. Молотов, чье имя тогда носил «Артек». Вел он себя довольно просто и охотно фотографировался с пионерами. Каждый «артековец» этой смены получил эту фотографию на память.
«Артек» — это был особый, замкнутый в себе, как бы огражденный самой природой, морем и горами, ребячий мир, насыщенный сильными впечатлениями.
Среди ребят в моем отряде был мальчик, обычный и хороший парень с добрыми рыжеватыми глазами. Мы с ним подружились, хотя приятелей у него было немного. Он ничем особым не выделялся среди других ребят, был таким же, как все в играх и походах. Он был необычайно доверчив и по этой причине часто попадался на мальчишеские розыгрыши. Он всегда воспринимал их с улыбкой, но никогда не смеялся вместе со всеми над другими жертвами этих розыгрышей. В ссоры не ввязывался, но и не трусил. Когда я взялся учить его плавать, он чуть не утонул, наглотавшись воды от накрывшей его большой волны, но не испугался и не отступил, и к концу смены плавал вполне прилично.
По моему впечатлению он был достаточно начитан для нашего возраста. Он часто нам рассказывал разные «истории», которые потом оказывались сюжетами знаменитых литературных произведений. Пожалуй, любовь к книгам и склонность к фантазии нас и сблизили. Послевоенные ребята были больше жесткими и реалистичными, поэтому романтики и фантазеры воспринимались как «белые вороны», хотя к ним относились не без уважения.
Отношение к Юрке со стороны ребят и вожатых было обычным, В особой среде лагеря очень быстро становится ясно, «что» ты есть, и никому не интересно, кем ты был в той «другой», семейной жизни. Но я знал о Юрке очень мало. Жил он с матерью где–то в степном Крыму. О своем отце никогда ничего не говорил, кроме того, что отец его был военным летчиком. И все–таки Юрка был необычно скрытен, будто все время помнил о какой–то своей тайне, которую боялся невольно выдать.
Дело в том, что у Юрки была удивительная фамилия — С Т А Л И Н!
Прошло два года, как умер Иосиф Сталин. Я видел его в мавзолее, когда мы с отцом были в Москве в прошлом году. Меня тогда поразило то несоответствие между знакомым по портретам образом Великого Вождя и лежавшим рядом с Лениным стариком небольшого роста с редкими седыми волосами и явно укороченной одной рукой. Никакого благоговения у меня этот человек не вызвал, что меня очень удивило и даже расстроило…
Юрка никогда не говорил, что он имеет какое–то отношение к Сталину. Но это и так было ясно, потому что он совсем не был на него похож. Но ведь мы знали, что у Сталина не могло быть однофамильцев! Это — псевдоним. Так почему у Юрки была такая фамилия?!
…Расставаясь, ребята обменивались адресами. Мы с Юркой тоже обещали писать друг другу. Но дома меня ждал еще один сюрприз! Отца переводили по службе на Дальний Восток, куда мы вскоре и уехали. Тогда, это был, действительно, «дальний» Восток, — почти «заграница». На несколько лет я расстался с Крымом и, конечно, растерял своих друзей детства…
Через много лет, во времена «перестройки», я прочитал в «Огоньке» Коротича статью о Василии Сталине и впервые увидел его фотографии.
…На меня смотрел человек, очень похожий на Юрку Сталина!
«Записки» охватывают период истории Латинской Америки с 1492 года, года открытия Христофором Колумбом Америки, до 1980‑х годов XX века, времени апогея латиноамериканского революционного движения. Жанр работы определяется тем библиографическим материалом, в основном испаноязычным, с которым автор имел возможность познакомиться во время своей стажировки на Кубе (1966–1968 гг.) и преподавательской работы в Никарагуа (1982–1985 гг.). Автор воздерживается от личных оценок и инсинуаций, считая своей задачей познакомить современного читателя, прежде всего, с объективным содержанием истории двухвековой борьбы латиноамериканских народов за свое освобождение.
Книга написана на основе дневника автора, который работал в Никарагуа в период с 1982–1985 гг. Однако это «роман-хроника», точнее публицистический «роман». На фоне действительных трагических событий, происходивших в стране, в которой только что свершилась революция и шла гражданская война, автор излагает перипетии личной жизни героя через призму отношений с окружавшими его людьми. Это сопровождается экскурсами в историю, анализом политической ситуации и другими размышлениями героя.Книга представляет интерес для современного читателя, поскольку даёт возможность познакомиться с ещё одной малоизвестной страницей мировой истории XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Включенные в сборник рассказы и очерки, написанные в литературном стиле «non fiction», представляют собой некое возвращение в еще недавнее, но уже далекое прошлое страны, которой сейчас нет. В них автор стремился воспроизвести атмосферу «советского образа жизни». Написанные позже очерки и эссе, фактически, о том же прошлом, которое напоминает о себе сегодня. Книга представляет интерес, прежде всего, для современной молодежи, которая хотела бы понять смысл жизни предшествующего поколения.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.