Мемуары власовцев - [72]

Исходя из этого, я никак не могу сочувствовать той массовой выдаче большевикам казачества и его командиров, которая была произведена союзниками в первый послевоенный год. Всем известно, что генералы Краснов, Шкуро и др. были преданы т. н. большевистскому суду и убиты палачами в Москве. Эти генералы были еще задолго до Второй мировой войны известны своей враждебностью к большевизму, поэтому суд большевиков над ними является очередным издевательством над правосудием, к которому так привычны Вышинский и компания. Если трагедия этих генералов стала достоянием гласности, то можно не сомневаться в том, что все выданные союзниками казаки и командиры погибли либо в застенках НКВД, либо в концентрационных лагерях. Только с той разницей, что все эти несчастные были замучены за той стеной молчания, за которой гибнут в тоталитарной стране тысячи безвестных борцов за свободу. Да будет легка им земля!

В Кракове мне удалось наладить контакт с одним офицером РОА, неким Р., который работал в школе пропагандистов в Дабендорфе, и от него я был в постоянном курсе событий, происходящих в Берлине. Немцы упорно не хотели развязать руки Власову, используя его только в качестве пропагандной приманки для набора в свои части. Все время шли разговоры о том, что всем восточникам будет дана возможность объединиться, что будет организован комитет представителей и т. д., но пока далее разговоров дело не шло.

Пропаганда немцев принимала всё более вульгарный и фантастический характер, ясно, что немцы рассчитывали только на наивных простачков. Особенно меня возмутила грубая фальшивка, опубликованная в печати, кажется, в начале лета 1944 года: в телеграмме сообщалось о сбитом советском самолете, на котором летел какой-то агент НКВД. На трупе этого агента будто бы были обнаружены списки всех тех бывших граждан, которых предлагалось расстреливать без суда в случае если они попадут в руки советских частей. Один, два «наудачу» приведенные списки заключали большое количество фамилий граждан самых разнообразных общественных слоев и профессий. Тут был и какой-то Мурза-Хан из Туркестана, и профессор N-ский, и военнопленный А…. . ский, и т. д. Конечно, полного списка никогда не было опубликовано, ибо его никогда не существовало в природе. Ясно, что эта фальшивка опубликована была с целью устрашить восточников и побудить их записываться в части РОА.

В толе 1944 года произошло покушение на Гитлера, впервые все, даже самые твердокаменные Гитлерманы почувствовали, что почва колеблется у них под ногами. Однако закулисная борьба, о которой я еще не знал, но только мог догадываться, препятствовала им признать наше право на свою организацию.

В щрле месяце я написал письмо Власову, в котором вспоминал о нашем кратковременном знакомстве и указывал ему на то, что немцы спекулируют на его популярности среди восточников и обманом завлекают людей в свои войска, используя их затем не для борьбы против Сталина, а как им заблагорассудится. Власов, какя узнал потом, письмо мое получил, но не успел мне ответить. Уже в Берлине он мне говорил, что в то время он получал сотни подобных писем. В августе месяце (как я потом узнал) он решился наконец остро поставить вопрос о дальнейшей своей работе, требуя своего заключения в лагерь военнопленных и отказываясь от всех своих привилегий в том случае, если ему и антибольшевистским силам ре будет дана возможность самостоятельной организации. Это подействовало, и, по словам Р., Власову были предоставлены некие помещения в Далеме (пригородная часть Берлина) и даны заверения, что в ближайшее время получит признание антибольшевистская организация.

Однако улита ехала весьма медленно, и ко времени моего дриезда в Берлин (октябрь 1944 г.) положение, по сути говоря, изменилось весьма мало: по-прежнему Власов никакой власти не имел и всеми частями РОА бесцеремонно распоряжались немцы. В Берлине я узнал несколько глубже подоплеку это топтания на месте: Власов и его чдсти находились почти исключительно в ведении министерств военного и пропаганды, которые использовали и* в своих интересах, не особенно считаясь с теми антибольшевистскими настроениями, которые побудили рекрутированных записаться в части РОА. Однако такая надувательская политика не могла продолжаться бесконечно: с одной стороны, количество вербуемых резко упало, с другой стороны, и завербованные выражали всё более и более открыто свое возмущение. К этому же времени подоспел и энергичный протест Власова.

Необходимо было рамки антибольшевистского движения расширить. Об этом расширении уже давно говорили в министерстве иностранных дел и Остминистериуме. Как передавали, Риббентроп был сторонником предоставления самых широких прав Власову и тем кругам, которые его поддерживали, в то время как глава Остминистериума Розенберг (один из творцов расовой теории) был яростным противником этого проекта. Между ними происходила закулисная борьба в ставке Гитлера. К осени 44-го года военное министерство и Геббельс выступили в защиту расширения прав, и таким образом Розенберг очутился в меньшинстве. Для того чтобы придать больше авторитета своему решению, Гитлер поручил организацию антибольшевистских сил и всё наблюдение за ними Гиммлеру, который, видимо, серьезно продвинул дело. Такова была версия упомянутого Р., которую я только передаю здесь, не высказывая своего мнения.