Мемуары посланника - [66]

Этот Ланге, сотрудник советского посольства, скоро был пойман, обвинен в шпионаже, как и хозяйка пансиона Биндже. Правда, все это было организовано чрезвычайно глупо, никаких сведений от генерала они не получали и не могли получить. Но важно было бросить тень на этого незапятнанного авторитетного человека. Ланге устроили «провал» с единственной целью – показать, что генерал Радзинь связан со шпионами. Большевики не без основания полагали, что тем самым они морально уничтожают Радзиня, поскольку дальнейший ход событий будет завершен политическими партиями, сплетнями, счетами, печатью и т. д. Действительно, началась травля генерала, создалось много неприятностей. Радзинь с горя начал пить и безвременно погиб. Все прошло, как планировали большевики.

А в это самое время в Москве театр Корша ставил пьесу, дискредитирующую в глазах советских граждан весь капиталистический мир. Пьеса называлась «Карьера министра». Ее герой оказывался бандитом, взломщиком, но благодаря всеобщему моральному упадку получил пост министра и, конечно, стал действовать как настоящий бандит.

Особенно сильное желание у советских агентов было дискредитировать меня, но об этом я расскажу дальше.

Советский суд

Недавно, во время судебного процесса над Рыковым, Крестинским, Раковским, Бухариным, Ягодой и др., я вспомнил, как в Ленинграде 20 и 21 февраля 1929 года судился латвийский гражданин, теперь уже покойный, Волфман, директор ленинградского тигельного завода К.П. Моргана. Когда-то он был народным учителем. Преследуемый в Латвии, он попал на английский завод и через несколько лет стал его директором. Энергичный, честный человек из народа, он геройски, в полном смысле слова, охранял завод от большевиков, там продолжались работы. Конечно, советские власти хотели во что бы то ни стало закрыть завод и закрыли. Поскольку он принадлежал англичанам, необходимо было инсценировать преступную деятельность главного распорядителя. Поэтому Волфмана предали суду. С этим делом я был хорошо ознакомлен и лично отправился на суд в Ленинграде, попросив французского посла и других прислать на это судьбище своих представителей. Интерес к этому делу я хотел сделать более общим. Волфман обвинялся во вредительстве, в том, что он дал советскому инженеру Брилкину взятку в 1500 рублей. Волфман это отрицал. В деле не было никаких доказательств, кроме голословного утверждения самого Брилкина, а так как тот тоже судился, именно за взятки, он сам же себя и оговаривал. 20 февраля я просидел на суде с 10 утра до 8 вечера, а 21 февраля – с 11 утра до 7 вечера. Я не хотел пропустить ни одного момента, хотел все видеть и слышать и для этого занял место в первом ряду. Это, конечно, подбадривало подсудимого. Он стоял на своем. Наконец судья убедился, что обвинение рассыпается. Казалось бы, сама логика подсказывала, что надо вынести оправдательный приговор. Судья прервал процесс и ушел на совещание. Через какой-нибудь час он вошел и объявил: «Так как на суде выяснилось, что Волфмана занимался шпионажем, суд постановил произвести дополнительное дознание и гражданина Волфмана оставить в заключении».

Я был так возмущен этим совершенно неожиданным и диким поворотом дела, что тут же немедленно подошел к представителю НКИД и сказал буквально следующее:

– Я приехал в Ленинград на три дня, чтобы осмотреть город, произвести контроль в консульстве и, между прочим, побывать на процессе Волфмана. Но я возмущен ведением дела и хочу выразить протест, прежде всего тем, что немедленно покидаю Ленинград, о чем прошу довести до сведения НКИД.

Так как Волфмана я знал очень хорошо и он от меня ничего не скрывал, могу решительно утверждать и заверить, что никогда он не был причастен ни к какому шпионажу. В конце концов Волфмана освободили под влиянием весьма энергичных действий латвийского правительства и официального вмешательства английского представительства. Его выпустили на свободу, но сочиненное большевиками дело не прошло для него бесследно. Он стал издерганным, нервным, больным и преждевременно трагически погиб.

Вредительства

ГПУ занималось и делами о «вредительствах» в СССР. Этих дел тысячи. Советские суды не успевают с ними справляться. Людей расстреливают, тюрьмы переполнены, и эти обреченные оказываются непременно «вредителями». Суд оглашает удивительные факты, «вредители» сознаются, но никак нельзя поверить, что злоумышленники-троцкисты могут организовывать порой при участии самых простых рабочих в таком масштабе всероссийское вредительство.

В чем же дело? Кто настоящий виновник «вредительств»?

Я могу привести много примеров из обыденной советской жизни, свидетельствующих совсем о другом. Ограничусь только теми, которые я мог наблюдать лично.

В начале 1926 года в один из праздничных дней наступила оттепель, и через крыши особняка, где помещалось наше посольство, в передней и моем рабочем кабинете с потолков художественной отделки начала просачиваться вода. Я забил тревогу. Немедленно позвонили в «бюробин», то есть бюро по обслуживанию иностранцев. Мы просили прислать рабочих для очистки снега и исправления крыши. Ответ получили отрицательный и даже злобный: «В праздник не работают, и нечего людей беспокоить».