Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - [89]

Подписал Т. Костюшко».

Генералиссимус не ограничился этим воззванием: он распорядился отыскать самых активных лиц, чтобы обнаружить среди них главных зачинщиков, подстрекавших народ к бунту 27 и 28 июня. Семеро из них были повешены, один, который обратился тогда к народу с речью, был изгнан. Чтобы не допустить повторения подобной тяжелой сцены, Костюшко дал секретное распоряжение магистрату города выбрать среди населения лиц, наиболее виновных и наиболее склонных к смуте, чтобы направить их на работы в его лагерь, в места, наименее защищенные от неприятельского огня, а также поставить их в первые ряды сражающихся.

До того времени венский двор хранил молчание по поводу последних событий в Польше и никак не проявлял своих намерений. Однако после занятия Кракова прусскими войсками император не захотел лишить себя выгод, которые мог получить от нового раздела Польши. Он понимал, что после объединения прусских войск с российскими для совместных действий против Польши исход этой борьбы не вызывает сомнений, потому решил ввести свою армию в Малую Польшу и обнародовал через своего генерала, графа Арнонкура, следующую прокламацию:

«Его императорское величество, обладающее королевскими и папскими прерогативами, более не может равнодушно взирать на волнения, разразившиеся в Польше, так как они могут иметь самые зловещие последствия для безопасности и спокойствия народов, находящихся под властью Е[го] В[еличества]. Соответственно, Е[го] В[еличество] счел необходимым отдать мне приказ войти с армейским корпусом, которым я командую, на польскую территорию, чтобы этой мерой пресечь опасность, которой могут подвергнуться границы Галиции, а также чтобы обеспечить безопасность и спокойствие владений Е[го] В[еличества].

Настоящим я заявляю, что все те, кто будет вести себя спокойно, по-дружески, сдержанно и с должным уважением к австрийским военным, смогут пользоваться высоким покровительством Е[го] В[еличества] и обретут гарантию безопасности – для себя лично, для своих владений и своего имущества. Те же, наоборот, кто окажется виновным в неразумном сопротивлении, подвергнут себя суровости законов военного времени.

Писано в штаб-квартире, Воловец, 30 июня 1794 года.

Подписал Жозеф, граф д’Арнонкур».

Поскольку в этих землях почти не было польских войск, австрийцы вошли в них без всякого сопротивления, и покой жителей там не был нарушен. Правительство Польши не могло, конечно, остаться равнодушным к этому демаршу австрийцев, но, не имея сил воспротивиться, было вынуждено покориться, и Костюшко удовольствовался тем, что написал Арнонкуру: «Поляки свято чтили существовавшие договоренности с Е[го] В[еличеством] императором, и никто не сможет обвинить Речь Посполитую Польшу в могущих произойти тяжелых последствиях введения в нее австрийских войск».

Поверенный в делах венского двора, Де Каше, спустя несколько дней покинул Варшаву, впрочем, его отъезд и введение австрийских войск на территорию Польши нисколько не обеспокоили жителей Варшавы, которые не допускали возможности, что венский двор захочет принять непосредственное участие в этой войне.

Тем временем российские и прусские войска приблизились к Варшаве и угрожали столице осадой. Ее положение было тем более опасным, что она никогда не укреплялась и, таким образом, со всех сторон предоставляла свободный доступ неприятелю. Только с началом восстания было решено делать рвы и окопы, чтобы защитить город от пешей атаки. Когда же, после Щекоцинского дела, Костюшко отступил в сторону Варшавы, эти работы стали производиться гораздо активнее, и, сверх того, на некотором расстоянии от города были возведены укрепленные лагеря, где можно было укрыться от обстрелов.

Поскольку я обещал отдельно дать описание событий, имевших место в Литве, начиная с восстания в Вильне, я временно прерву здесь описание военных действий, происходивших во время осады Варшавы, и вернусь к ним на момент моего возвращения в столицу после занятия Вильны российскими войсками и отступления армии Литвы.

книга четвертая

Глава I

Я прибыл в Литву, в Новогрудок, ко времени заключения контрактов[40] и в ночь на 30 марта 1794 года был разбужен появлением курьера из Варшавы. Это был надежный человек, сумевший ускользнуть от бдительности полиции: он привез мне копии Акта Краковского восстания, а также прокламации Костюшко и сообщил верные сведения о том, что восстание в Варшаве должно начаться не позднее чем через две недели.

Я воспользовался его приездом, чтобы отправить обратно с ним письмо моей жене в Варшаву: просил ее покинуть город и немедленно отправиться в Вильну. Заодно постарался избавиться от русского унтер-офицера, которого генерал Игельстром приставил ко мне в дорогу как сопровождающего, а на самом деле – чтобы следить за мной. Я смог отделаться от него лишь щедро заплатив ему и под предлогом необходимости отправить с ним часть кассы, которую якобы должен был отослать в Варшаву.

Я сообщил о полученных важных известиях только нескольким друзьям, которых особенно хорошо знал, и постарался покончить с делами, высвободив капитал приблизительно в сорок тысяч дукатов золотом, предполагая использовать их на нужды родины – в ходе грядущих событий.