Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - [70]
«До сих пор вся Европа именовала якобинством порочную доктрину, которая, в своем тщеславном бреду, разрушает законы нации, отнимает у правителей их священные права, лишает народы уважения к своим руководителям, покушается на верховную власть, ставит под удар общественное спокойствие и благосостояние всего общества… Государства, вооружившиеся против этих зловещих теорий, теперь преследуют под тем же предлогом тех, кто подобные теории всегда ненавидел…
Поляки никогда не давали своего одобрения актам насилия, возмутительным в своей несправедливости. Они не могут одобрить и расчленение своих земель, которому нет никакого оправдания, кроме права сильнейшего. Они убежденно отстаивают прерогативы своего короля и привилегии своей нации. Они противостоят гнету, под которым стонет то один, то другой – вот те причины, по которым агенты деспотизма упрекают их в своих публичных нотах в якобинстве, который на самом деле вызывает в них отвращение…
Какие же меры принимают эти превосходящие силы, чтобы обезопасить Вашу персону, Государь? Это явно какие-то новые меры и вполне достойные того мотива, которым они продиктованы. Это пушки, нацеленные на дворец Вашего Величества, военные лагеря, угрожающие ему, батальоны, стоящие вокруг города и в нем, это военные силы, осаждающие место, в котором идет обсуждение и где удерживают главу свободного народа прикованным к своему трону, основания которого сами же и расшатали, это лица, принудившие его подписать ужасный акт, которым его права и права его народа сведены к нулю. Таковы предосторожности, принятые против так называемых заговоров, замышляемых якобинцами…
Какой новый род безопасности и защиты изобрели эти министры, претендующие на охрану Вашей персоны от наших покушений?
Какой изобретательный поворот мысли нужен для того, чтобы превратить в якобинство этот чистый патриотизм, являющийся его противоположностью?.. Мы не нуждаемся в иных оправданиях… Монархи и нации – все знают, что никакой другой народ так не далек от этих чудовищных доктрин, как поляки… Чтобы дать оценку нотам и запискам, зачитанным на последних заседаниях и столь мало совместимым с достоинством нации, мы просим Ваше Величество поручить своим канцлерам ответить на них… Соблаговолите, Государь, не оставлять без ответа эти оскорбительные упреки. Соблаговолите, ради чести верной Вам нации, блистательно засвидетельствовать, что она никогда не исповедовала якобинство, которое ей вменяют в вину и которое она презирает. Таким образом, я передаю секретарю для зачтения проект предписания канцлерам, предметом которого является составление ответа такого рода, и прошу высокое собрание вынести решение на этот счет».
Эта речь, произнесенная с убежденностью и энергией, произвела сильное впечатление. Было дано распоряжение канцлерам передать соответствующие ноты министрам России и Пруссии и сделать официальное сообщение об этом всем дворам. Однако этот демарш не возымел никаких последствий, так как обвинения в якобинстве были всего лишь предлогом для осуществления планов, которые могли быть объявлены законными только по праву сильнейшего. И никакое другое государство, кроме тех, что разделили Польшу, не интересовалось более этой страной, которая теперь не значила ничего в политическом балансе Европы.
Оставался лишь один предмет для обсуждения с российским посланником – это договор об альянсе, дружбе и торговых отношениях с петербургским двором.
Проект его был предложен тем же нунцием, который убедил сейм подписать первый договор с Россией. И в этом случае он тоже употребил все свое красноречие, чтобы указать на всевозможные выгоды этого альянса, а затем попросил, чтобы на этот предмет была составлена инструкция.
К 30 сентября канцлеры передали ноту посланнику с предложением о заключении договора. В ответе Сиверса, полученном через пять дней, предоставлялись все возможности для начала переговоров. Окончательно договор об альянсе между Польшей и Россией был подписан 14 октября 1793 года.
Сейм в Гродно, который Сиверс предполагал завершить за четыре недели, продлился более пяти месяцев. Отсюда можно сделать вывод, что членами этой ассамблеи было гораздо труднее управлять, чем тарговицкими конфедератами, и только этим последним нужно вменить в вину все несчастья Польши…
Не кому-либо из самих поляков подобало бы высказываться по этому деликатному вопросу. Потому я не нахожу ничего лучшего, как процитировать по этому поводу мнение автора «Истории трех разделов Польши», который отмечает, что «нужно проводить существенное различие между Тарговицкой конфедерацией и Гродненским сеймом. Сейм утвердил раздел страны, но сделал это под угрозами, будучи окруженным войсками, которые были призваны самими главами конфедерации. Из-за них сейм был поставлен перед необходимостью уступить насилию и тиранической воле двух дворов. Он упорно сопротивлялся вплоть до того момента, когда продолжение сопротивления угрожало бы существованию нации в целом. Тарговицкие же конфедераты никогда не оказывали никакого сопротивления.
«Нунции в Гродно честно оставались у бреши, которую не могли защитить и перед которой некоторые из них были готовы погибнуть. Тарговицкие конфедераты, разбив на части страну, тоже объявили, что не в состоянии ее защищать, а затем вовсе покинули ее и присоединились к ее врагам. Я, конечно, не претендую на то, чтобы с помощью этих параллелей оправдать все действия сейма в Гродно, но он не должен быть занесен в тот же проскрипционный список, в который историческая справедливость занесла тарговицких конфедератов».
Впервые читатель получил возможность ознакомиться на русском языке с мемуарами Михала Клеофаса Огинского, опубликованными в Париже в 1826–1827 годах.Издание уникально тем, что оно вписывает новые страницы в историю белорусского, польского, литовского народов. Воспоминания выдающегося политика, дипломата и музыканта М. К. Огинского приоткрывают завесу времени и вносят новые штрихи в картину драматических событий истории Речи Посполитой конца XVIII века и ситуации на белорусских, польских, литовских землях в начале XIX века.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.