Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - [44]

Унизительно было общаться с этим человеком, всеми презираемым. Обидно было, что я не могу проявить свойственную мне живость характера и высказать ему заслуженные упреки. От досады я едва не заболел и на несколько дней отложил свой отъезд в Брест.

По дороге туда мне повсюду встречались многочисленные отряды русской армии. Сам город производил впечатление укрепленного лагеря. Главные улицы были загромождены пушками. Все прочие улицы были заполнены военными, людьми из свиты генералитета и евреями. Можно было подумать, что горожане попрятались за оградами своих домов, потому что стыдились своего города, ставшего приютом для захватчиков.

Епископ Ливонии, брат великого гетмана, к которому я отправился сразу же по приезде, изложил три основных претензии ко мне их семейства: 1. не захотел взять секретарем посольства в Голландию г-на Юзефа К…, из-за его фамилии; 2. допустил, чтобы во время большого публичного собрания у меня некто позволил себе выкрик, чтобы епископ К… был отправлен на фонарь; 3. написал письмо президенту трибунала Литвы не в пользу его свояченицы, из-за чего она проиграла процесс.

Не имеет смысла приводить здесь мой ответ: он был кратким, точным, не допускающим возражений. Я понимал, что все это лишь поводы для сведения счетов и что эти мои предполагаемые вины могут быть искуплены теми жертвами, которых от меня потребуют. И действительно, меня заставили подписать отказ от староства с доходом в две тысячи дукатов в пользу одного из друзей их семьи и два векселя на двести тысяч флоринов каждый к оплате его брату-гетману. Взамен епископ обещал мне употребить свои связи, чтобы снять секвестр с моих земель, и посоветовал мне отправиться в Петербург, чтобы там окончательно очистить себя от подозрений.

Затем я отправился к Феликсу Потоцкому и князю Сапеге, великому канцлеру литовскому: первый был маршалком конфедерации в Короне, а второй – в Литве. Оба заверили меня, что в генералитете никогда не вставал вопрос о секвестировании моих земель. Первый даже, казалось, был возмущен действиями, которые были предприняты против меня и подобных которым не было провинциях Короны. Второй резко осудил поведение семейства К….х и добавил, что никогда не подписал бы акт, лишавший собственности его соотечественника, связанного с ним кровными и дружескими узами.

Все собрание приняло решение отменить секвестр, но, чтобы сделать это, нужно было аннулировать акт, которым это решение было утверждено. Несмотря на все поиски, этот акт не был найден. Секвестр был утвержден только личным приказом великого гетмана, оригинал которого я сохранил. Вот его точный перевод: «Шимон К…, великий гетман литовский волеизъявлением нации и т. п. и т. д. Во исполнение решения Тарговицкой конфедерации, приказываем всем гражданским властям воеводств и округов, где расположены земли Михала Огинского, меченосца, кавалера орденов Белого Орла и Святого Станислава, наложить секвестр на все вышеупомянутые земли; поручить управление ими лицам, для этого назначенным, и употребить, если будет необходимость, военную силу для выполнения этих распоряжений».

Все мои возражения были бесполезны, так как генералитет конфедерации утверждал, что не имеет права отменить решение, которое не он принимал. Я был вынужден еще раз обратиться к великому гетману: тот вел себя уже гораздо спокойнее после тех уступок, которых его брат потребовал от меня. Он заявил, что действовал таким образом по секретному приказу князя Зубова, и добавил, что секвестр моих земель не может быть отменен, пока я лично не отправлюсь в Петербург, но обещал мне там свое содействие.

Мне не оставалось ничего другого, как предпринять это путешествие. Но я смог его осуществить, по многим личным причинам, лишь в декабре, а до тех пор мои имения продолжали разоряться и опустошаться.

После того как король решился подписать акт Тарговицкой конфедерации, во всех воеводствах и округах были немедленно предприняты меры по принуждению жителей к принесению клятвы и присоединению к этой конфедерации.

Каждый человек, начиная с самого короля, был обязан признать, что действия конституционного сейма были актом деспотизма, что новая конфедерация представляет собой спасение для Польши и Екатерина II является гарантом польской свободы. Был назначен крайний срок – 15 августа, – после которого никакая подпись не могла быть более поставлена. Было предпринято перемещение военных частей и общее сокращение армии. Увольнялись от службы офицеры и даже целые солдатские корпуса, которые считались ненадежными из-за их приверженности конституции 3 мая. Остаток армии был разделен на малые дивизионы, которые были окружены русскими частями, превосходившими их по численности, и находились под их наблюдением. Многие военные были отправлены в отставку без содержания. Их также лишили наград, заслуженных ценою крови. Наконец, охрана арсеналов была доверена только русским.

Конфедераты создали генералитет, который должен был руководить всеми действиями конфедерации. Его состав и деятельность определялись в польских провинциях Феликсом Потоцким, Ржевуским и Браницким, а в Литве – Коссаковскими.