Мемуары мессира д'Артаньяна, капитан лейтенанта первой роты мушкетеров короля, содержащие множество вещей личных и секретных, произошедших при правлении Людовика Великого - [5]

Шрифт
Интервал

/Надругательство в Сен-Дие./ Впервые такое приключилось со мной между Блуа и Орлеаном, стоило это мне немного дороговато и должно было бы сделать меня мудрее. Моя лошадка настолько утомилась от дороги, что едва ли была в силах поднять хвост, и вот местный дворянин посмотрел на меня и моего коня презрительным взглядом. Я прекрасно видел и его самого, и ту улыбку, какой он невольно обменялся с двумя или тремя особами, что были вместе с ним; все это происходило в маленьком городке под названием Сен-Дие, — он приехал сюда, как я узнал потом, чтобы продать здесь леса, и стоял с торговцем, к кому он и обращался, а также с нотариусом, устраивавшим сделку. Его улыбка была мне так неприятна, что я не мог помешать себе засвидетельствовать ему мое неудовольствие в очень обидных словах. Он был намного более мудр, чем я, он сделал вид, что не слышит — либо он принял меня за ребенка, не могущего его оскорбить, либо он не хотел пользоваться превосходством, каким, по его уверенности, он обладал надо мной. Ибо он был крупным мужчиной в самом расцвете сил, и можно было сказать, осмотрев нас обоих, что я, должно быть, сошел с ума, осмелившись атаковать особу вроде него. Однако за меня был довольно-таки добрый рост, но всегда кажешься ребенком, когда тебе не более лет, чем мне было тогда; все, кто были с ним, превозносили про себя его сдержанность, в то же время ругая меня за неуместную выходку. И только я принял все это иначе. Я нашел, что его презрение еще более оскорбительно, чем первое надругательство, что, как мне казалось, я получил. Итак, теряя уже совершенно всякий рассудок, я пошел на него, как фурия, не принимая во внимание, что он-то был на своей земле и что мне придется помериться силами со всеми, кто составлял ему компанию.

/Головомойка./ Он повернулся ко мне спиной после того, что произошло, и я крикнул ему сначала взять шпагу в руку, потому что я не тот человек, чтобы атаковать его сзади. Он же настолько меня презирал, что, как ребенку, посоветовал мне проходить своей дорогой, вместо того, чтобы сделать так, как я ему говорил; я почувствовал себя в таком раздражении гнева, — хотя обычно я всегда был довольно сдержан, — но тут я нанес ему два или три удара шпагой плашмя по голове.

Дворянин, звавшийся Росне, в то же время взял шпагу в руку и пригрозил мне, что он не замедлит более заставить меня раскаяться в моем помешательстве. Я не придал значения тому, что он говорил, и, может быть, ему пришлось бы потрудиться исполнить обещание, когда я почувствовал себя осыпаемым ударами вил и палки. Двое тех, что были вместе с ним, причем один из них держал в руке палку, которой обычно измеряют деревья, первыми набросились на меня, тогда как двое других нырнули в ближайший дом подыскать другие орудия, какими они собирались меня атаковать. Поскольку они захватили меня сзади, я вскоре был выбит из боя. Я даже упал на землю, с лицом, залитым кровью из раны, нанесенной мне ими прямо в голову. Я крикнул Росне, видя надругательства, каким меня подвергали, что это совершенно недостойно честного человека, за какого я его поначалу принял, если в нем есть хоть немного чести, он не может тайно не упрекать себя в том, что терпит подобное гадкое обращение со мной, я-то его счел за дворянина, но теперь ясно вижу по его поведению, он просто ничтожество, и он хорошо сделает, приказав прикончить меня, пока я в его власти, поскольку если я когда-нибудь отсюда выберусь, я найду однажды, с кем переговорить. Он мне ответил, что не был причиной этой случайности, я сам навлек ее на себя по моей же ошибке; он далеко не вправе командовать вот этими людьми, издевавшимися надо мной, как им хотелось, он от этого в отчаянии, но я, тем не менее, мог бы воспользоваться этой трепкой, дабы быть более мудрым в будущем.

/Дворянин в тюрьме./ Эта фраза показалась мне такой же бесчестной, как и его поведение. Если начало ее я нашел довольно сносным, то продолжение мне совсем не понравилось. По этой причине я наговорил ему еще и других угроз, не имея иного вооружения, кроме собственных слов, тогда как меня повели в тюрьму.

Если бы при мне по-прежнему была моя шпага, они бы не потащили меня туда, как им это удалось, но эти люди завладели ею, застав меня врасплох, и даже сломали ее в моем присутствии, чтобы еще больше меня опозорить. Я не знаю, что они сделали с моей лошадкой и моим бельем, только я никогда уже их не увидел. На меня донесли в пользу этого дворянина, и хотя побит был я, и мне следовало требовать возмещения крупных убытков, меня еще и приговорили к ответственности перед ним. Меня обвинили в нанесении ему оскорблений и зачитали мой приговор; я сказал Секретарю суда, что я его обжалую. Эта каналья наплевала на мое обжалование и, приговорив меня еще и к оплате судебных издержек, забрала себе все деньги за лошадку и белье, их, видимо, уже успели продать. Меня продержали в тюрьме два с половиной месяца, ожидая, не явится ли кто за мной и не заплатит ли мои судебные долги.

Я бы намного больше страдал во время моего заточения, если бы через четыре или пять дней местный Кюре не явился меня навестить. Он постарался меня утешить и сказал мне, что, к моему несчастью, не оказалось на месте дворянина, соседа Росне; при нем расследование прошло бы совсем иначе, чем оно было сделано. Но теперь слишком поздно чему бы то ни было помочь; все, что этот дворянин может сделать для меня — предложить мне помощь, на какую он только способен; он всегда пошлет мне несколько рубашек и какие-нибудь деньги, и если не является навестить меня сам, то только потому, что у него была размолвка с моим врагом, и он его даже немного помял, в результате чего на него был наложен запрет от имени Сеньоров Маршалов Франции (Трибунал Маршалов Франции — разбирал определенные распри между дворянами и, кроме того, нарушения Эдиктов о дуэли. Дуэль была запрещена по причине опустошений, что она вносила в ряды знати. 4000 дворян умерли на дуэли за девять лет правления Генриха IV) — под угрозой тюрьмы предпринимать что-либо, противное их мнениям.


Еще от автора Гасьен де Куртиль де Сандра
Мемуары графа де Рошфора

Весь мир знакомится с французской историей по романам Дюма. И пусть эта история не во всем верна, зато она интересна и полна самых захватывающих приключений. Более того, его можно даже считать родоначальником нового литературного жанра — эдакой исторической фантастики, в которой автор пишет не о будущем, а о прошлом, используя известные факты всего лишь как иллюстрации к развиваемому сюжету, к собственному взгляду на происходившие события. Конечно, серьезных историков это не может не раздражать.Мы не будем осуждать Александра Дюма.


Мемуары M. L. C. D. R.

Гасьен Куртиль де Сандра (1644–1712) — журналист и памфлетист, непосредственный свидетель и участник самых бурных событий второй половины XVII — начала XVIII века, автор около сорока книг и один из самых читаемых писателей своего времени.«Мемуары M. L. C. D. R.» («Мемуары г-на графа де Рошфора»; «M. L. C. D. R.» означает: «Monsieur le Comte de Rochefort»), представляют сегодня несомненный интерес как с исторической, так и с литературоведческой точек зрения; героев Куртиля обессмертил в своей знаменитой трилогии Александр Дюма-отец.Сочиненные Куртилем псевдомемуары носят абсолютно апокрифический характер.


Рекомендуем почитать
Красный чех

В книге рассказывается о жизни и деятельности великого чешского писателя-интернационалиста Ярослава Гашека, автора знаменитого романа «Похождения бравого солдата Швейка», в период пребывания его в России (1915–1920 гг.). Военнопленный, легионер, политработник Красной Армии, публицист советской печати — таковы основные вехи его пятилетнего пребывания в нашей стране. Книга, основанная на воспоминаниях друзей, родственников писателя, документах, обнаруженных автором в архивах, рассчитана на широкие круги читателей.


Брызги социализма

Книга представляет собой мемуарный блог о событиях в Советском Союзе 50-х — 60-х годов прошлого века. Заметки из жизни автора проходят на фоне крупных исторических событий тех лет, и, помимо воспоминаний, включают в себя эссе о политике, искусстве, литературе и религии. Читатель встретит здесь также нестандартные размышления и свидетельства очевидцев о Хрущеве, Ленине, Мао Цзедуне, Арсении Тарковском, журналисте Сергее Борзенко и других исторических личностях.


Я — гитарист. Воспоминания Петра Полухина

Книга представляет собой воспоминания, написанные выдающимся гитаристом современности. Читатель узнает много интересного о жизни Петра Полухина в Советском Союзе и за рубежом.


Друзей прекрасные черты

В книгу Е. В. Юнгер, известной театральной актрисы, вошли рассказы, повествующие об интереснейших и значительных людях принадлежащих искусству, — А. Блоке, Е. Шварце, Н. Акимове, Л. Колесове и других.


Автобиография

Я не хочу, чтобы моя личность обрастала мифами и домыслами. Поэтому на этой страничке вы можете узнать подробно о том, кто я, где родилась, как выучила английский язык, зачем ездила в Америку, как стала заниматься программированием и наукой и создала Sci-Hub. Эта биография до 2015 года. С тех пор принципиально ничего не изменилось, но я устала печатать. Поэтому биографию после 2015 я добавлю позже.


Жестокий расцвет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.