Мемуары - [199]

Что на практике значили репарационные поставки для экономики Финляндии, видно уже из того, что в первый год они были равны 80 процентам всего нашего экспорта. Ещё яснее их влияние будет заметно, если принять во внимание, что эта нагрузка падала на государство, потерявшее 13 процентов народного достояния только при передаче территорий и более 7 процентов рабочей силы в виде павших на полях сражений и людей, утративших способность работать. Число инвалидов войны составляло 47500 человек. Финляндия за время войны потеряла большую часть своего торгового флота, и если к этому прибавить передачи судов, предусмотренные соглашением о перемирии, то предвоенный тоннаж сократился на треть. Государственный долг в 3,5 миллиарда марок довоенного времени к концу 1944 года вырос до 67 миллиардов. Промышленные предприятия, правда, не очень сильно пострадали от бомбёжек и обстрелов, но запасы сырья иссякли, и производство продукции держалось на низком уровне.

На нашу экономику, отягощённую до предела требованиями репараций, дополнительным бременем легли ещё и другие требования по возмещению расходов, причинённых войной. Военные трофеи и собственность, вывезенную с территорий, отошедших от Финляндии, необходимо было возвратить, немецкие вклады, в соответствии с решением, принятым союзниками в Потсдаме в 1945 году, следовало перевести в Советский Союз. Когда наши надежды на внешние кредиты провалились, советское правительство поняло, что бремя репараций следует облегчить. Соглашение, подписанное в январе 1946 года, продлевало срок выплаты до 8 лет, что означало снижение ежегодных платежей с 50 до 35 миллионов репарационных долларов.

Здоровье моё, которое и так было шатким, ухудшилось в течение года настолько, что я вынужден был передать функции главы государства премьер-министру и последовать совету врача уехать в местность с более благоприятным климатом для восстановления своих сил. Конечной целью моего пути была Португалия, и подготовился я к отъезду соответствующим образом, послав извещения в те страны, через которые мне придётся проезжать. Пароход, на котором я должен был отплыть в Стокгольм, отправлялся 3 ноября в восемь часов утра.

Вечером предыдущего дня, едва я успел лечь в постель и погасить свет, как кто-то постучал в дверь. Это был премьер-министр Паасикиви, пришедший прямо от председателя контрольной комиссии Жданова. Тот часом раньше пригласил премьера к себе и сказал, что прочёл в газетах о намерении президента отправиться за границу. Однако президент — это политическая личность, которая не может выезжать из страны, не известив об этом русских, а никакого извещения ни в контрольную комиссию, ни в советское правительство не поступало. Советское высшее военное командование также не было поставлено в известность.

Паасикиви заметил, что не существует никаких юридических положений, которые могли бы воспрепятствовать отъезду президента, и в соответствии с нашей конституцией функции главы государства в таких случаях автоматически переходят к премьер-министру. Однако Жданов повторил своё заявление и добавил, что «поездка пойдёт во вред Финляндии».

Я сказал премьер-министру, что в том возрасте, когда у меня уже давно было право отказаться от всего, я выполнял множество ответственных обязанностей. Я устал, и мне необходимо лечиться. Всё уже подготовлено к отъезду, но я готов отказаться от поездки, если она нанесёт вред стране. Я попросил премьер-министра сообщить Жданову, что ожидаю от него ответ до 8.00 следующего дня и что отмена моей поездки привлечёт внимание, прежде всего в тех странах, где меня ждут.

Прошло некоторое время, и премьер-министр вернулся. Он рассказал, что Жданов принял его сразу и сообщил, что, в соответствии с полученной из Москвы информацией, отъезду президента ничто не препятствует.

Следовательно, моя оздоровительная поездка могла проходить в соответствии с программой. После подбодрившего меня отпуска, проведённого на берегу Атлантики, я посчитал приятным долгом нанести визит президенту Кармоне и поблагодарить его за всю доброжелательность, оказанную мне в его стране. Президент Кармона любезно принял меня в своём старом дворце, убранство которого говорило о блестящей истории Португалии как морской державы. Довольно интересна была встреча и с премьер-министром Салазаром, моложавым, спокойным и скромным человеком, успешный труд которого на благо Португалии широко известен и за пределами страны. На пути домой я внезапно заболел и был вынужден поспешить в Стокгольм показаться своему врачу профессору Наине Шварц. Из Стокгольма сразу отправился в Хельсинки, где лёг в больницу Красного Креста.

Такой прискорбный результат моего оздоровительного отпуска сильно разочаровал меня, но против фактов мы бессильны. Ближайшие месяцы я был не в состоянии исполнять обязанности главы государства, за исключением тех случаев, когда вопрос можно было решить на больничной койке.

4 марта 1946 года я направил правительству письмо, приложив к нему свидетельство врача, в котором сообщал о своём решении уйти с поста в связи с ухудшением здоровья. Я добавил при этом, что считаю задачу, на выполнение которой я согласился, заняв пост главы государства, во многом завершённой, поскольку сейчас суд над военными преступниками закончился.