Мемуары - [36]
Таким образом, логическим результатом воплощения замыслов Кундухова явилось бы создание на южных границах России союза народов, способного стать мощным орудием в руках ее соперников. Ожидать с русской стороны такой глупости и такого самоубийственного бескорыстия было бы наивно, если не сказать — неуважительно. Впрочем, Кундухов, все же осознавая, что у России, как и у любой великой державы, есть свои государственные интересы, предлагал ей увидеть выгоды альтруистической политики в грядущей перспективе — иметь в лице населения Северного Кавказа мирных и благодарных соседей. Непомерной платой за эту сомнительную (по тогдашним жестким геополитическим и другим обстоятельствам) возможность оказалась бы вся дорогостоящая история проникновения России на Кавказ.
Однако повторим еще раз: мысли и побуждения, которые руководили Кундуховым, были в своей изначальной основе благородными и гуманными. Веруя в цивилизаторскую миссию России, он связывал с ней надежды на превращение Кавказа в просвещенный и благоденствующий край, «жемчужину» в короне Российской империи. Ему претили антирусские идеи, тем более — действия. Избранный Шамилем путь к государственности — через священную войну — был чужд Кундухову. Равно как и двойная жизнь некоторых восточнокавказских владетелей, одной рукой принимавших от Петербурга чины, награды, щедрые пожалования, другой — подстрекавших своих «подданных» против России.
Страстно желая найти в великом деле «реформации» Кавказа применение себе и своим познаниям, Кундухов решал для себя вечную проблему интеллигента — «чем быть любезным» своему народу. Национальный в своих духовных корнях (как выражаются сейчас — в менталитете), он, вместе с тем, не считал доблестью бездумное сопротивление могучему притяжению другой культуры. Его молодой, восприимчивый ум взялся за работу в эпоху едва ли не повального поклонения звучному и очень относительному понятию «прогресс», толкуемому как последовательное, неумолимое и однозначно благотворное восхождение от низшего к высшему. Сгущалась атмосфера благоговения перед всем новым и отвержения всего старого: новые идеи, новые формы государственного и социального устройства, новые законы, новый человек, наконец. Вера в преобразовательную, спасительную силу разума, воли, знания становилась культом, принимавшим, как это часто случается, воинственный оттенок. Приближалось время, когда умеренность будет приравниваться к ретроградству, когда тяготение к сохранению традиции, самобытности, преемственности будет приметой дурного тона, когда уничтожение будет объявлено созиданием. Век просвещения породил массу соблазнов. Самый иллюзорный из них питался надеждой на то, что есть быстрый и простой способ добыть людям счастье — устранить источник несчастья. Дело оставалось за малым — найти исполнителей, понимающих это и готовых действовать решительно.
Нет ничего невероятного в предположении, что выпускник Павловского училища корнет М. Кундухов испытал некое подобие мессианского искушения употребить чудодейственные реформаторские теории во благо своих соотечественников. Знание не любит оставаться под спудом, оно энергично ищет себе выход, сферу применения, а новоиспеченное знание делает это в особо экспансивной форме, ибо оно к тому же еще и нетерпеливо. Возможно, освоение русско-европейской культуры вызвало в Кундухове обычное для неофита чувство восхищения чужими ценностями с примесью досады по поводу того, что именно их не хватает собственному народу. Поэтому их и нужно заимствовать.
Воспитанный в идеях Просвещения, он возненавидел невежество и предрассудки, ратовал за их безжалостное искоренение. Однако с этими явлениями Кундухов отождествлял многие народные обычаи. Вступая в должность начальника Военно-Осетинского округа (населенного не только осетинами), он провозгласил программу преобразований на основе «развития всякой гражданственности и благоустройства в народе».[50] В ряде институтов народной жизни он видел «нелепость и зло», находя их «не соответствующими духу настоящего времени», «обременительными и разоряющими домашнее благосостояние».[51] М.Кундухов заявил горцам о своем намерении вывести их из нищеты и «поставить в состояние цивилизованных народов».[52]
Но прежде необходимо уничтожить «постыдное, вредное, закоренелое и грубое невежество, переходившее от одного поколения к другому как заразительная болезнь».[53] Отменяя одни адаты и существенно изменяя другие, он стремится регламентировать горскую жизнь до «мелочей», вплоть до подробных указаний: что и сколько может быть съедено и выпито на поминках, как вести себя женам на похоронах мужей, какие памятники ставить на могилах, каким божествам поклоняться, сколько человек приглашать на свадьбу и т. д.[54] Причем М. Кундухов исходит из критерия «рациональности» или «нелепости» обычая, в данном случае — критерия весьма ненадежного, ибо традиционные культуры имеют свою «рациональность», со стороны часто кажущуюся несуразицей. Не совсем понимавший это, Кундухов полагал, будто для успешного утверждения нового порядка достаточно строгого его исполнения, с широким применением штрафов по отношению к нарушителям.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.