Мемуары - [71]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 1800-1801

В октябре месяце шведский король вторично приехал в Петербург¹⁾. Целью его приезда было заключение союза с Государем против Англии. Дания также вступила в этот тройственный союз. Государь принял короля как родственника и союзника. Он забыл, по крайней мере так казалось, все, что произошло в последний приезд короля. Оба монарха договаривались непосредственно между собою, и политические дела устраивались наилучшим образом, как вдруг каприз Императора нарушил это доброе согласие.

Каждый вечер во время пребывания короля давался спектакль в Эрмитаже. Однажды давали La Belle Arsen, и на угольщиках, появляющихся в третьем акте, были надеты красные колпаки. Король, мнение которого о французской революции и обо всех, игравших там роль, было так же определенно, как и мнение Государя, позволил себе пошутить по этому поводу и сказал Государю:

— Оказывается, что у вас есть якобинцы. Государь, вероятно, бывший в этот день в более дурном настроении, чем обыкновенно, не понял шутки и ответил сухо, что их нет у него при дворе и что он не потерпит их присутствие в государстве. С этого времени он так дурно и невежливо обращался с королем, что тот решил сократить свое пребывание в Петербурге.

Государь довел свое нерасположение до того, что послал приказ вернуться придворным и кухне, по обыкновению предшествовавшим королю до шведской границы. Густав IV, узнав об этом приказе, добродушно смотрел на это со смешной стороны и забавлялся тем, что ускорил свое путешествие, чтобы на несколько станций обогнать приказ, посланный ему вслед, о лишении его пищи.

— Ну, поспешим, — говорил он своей свите на станциях, где останавливались, чтобы переменить лошадей. — Быть может, мы еще сегодня пообедаем.

Масленица в эту зиму была очень оживленной. Император приказал Великому Князю Александру давать у себя балы, а в Эрмитаже были маскарады, вход на которые был предоставлен по билетам очень немногочисленным лицам, почему и общество, присутствовавшее там, было более избранным, чем это бывало на подобных собраниях.

Именно на этих bals masques Великий Князь Александр стал отличать своим вниманием красивую Нарышкину²⁾. Он только начинал интригу и считал свои дела очень хорошими, когда князь Зубов, очень привязанный к Великому Князю, шутя однажды над его ухаживанием за Нарышкиной и получив от Великого Князя признание относительно надежд, возбуждаемых в нем, в свою очередь признался, что он очень доволен тем, как она с ним обращается. Эти взаимные признания повели к соглашению в совершенно новом роде. Великий Князь и Зубов обещали точно сообщать друг другу об успехе своего ухаживания и дали честное слово, что наименее счастливый из них уступит место другому, доставившему доказательства большего успеха.

Соперники с добросовестной точностью держались условий договора, и через несколько дней князь Зубов показал Великому Князю записки, полученные им во время танцев. Великий Князь, у которого дело не пошло еще дальше слов, без сожаления уступил. Он даже с презрением отозвался об этой женщине и обо всех, кто способен на подобный об раз действия.

Михайловский дворец достраивался с большой поспешностью. Легко себе представить состояние, в котором он должен был находиться, если вспомнить, что первый камень этого здания был положен в 1797 году, а Император собирался туда переехать со двором и семьей в феврале 1801 году. Казалось, он предчувствовал, что недолго будет пользоваться этим дворцом, и спешил воспользоваться немногими днями власти, остававшимися ему.

Первого февраля Император и Императрица и лица, наиболее приближенные к ним, переехали в Михайловский дворец. Великие Князья Александр и Константин, апартаменты которых еще не были окончены, поместились вместе в одной из передних комнат. Супруги их должны были остаться в Зимнем дворце*.

Каждый боялся последствий вредного воздуха для себя или для своих близких, но все были далеки от мысли, что дворец этот станет могилой только одного и именно того, кто и был в восхищении от него.

Император был так доволен тем, что удалось преодолеть почти непреодолимые препятствия для удовлетворения его фантазии, что поспешил воспользоваться последними днями Масленицы, чтобы дать бал в этом новом здании. Перед балом и после, в другие дн и, давались спектакл и.

Постройка и обмеблирование дворца много способствовали тому расстроенному положению финансов, которое нашел Император Александр при восшествии на престол. Дворец был обставлен с большим великолепием. Император Павел прожил там шесть недель, и событие, бывшее причиною его смерти, сделало этот дворец настолько противным его наследнику, что большая часть украшений была сорвана и даже уничтожена.

В течение последнего года царствования Павла I очень старались разрушить фавор Ростопчина и добиться его опалы. Он уже почти не ходил сам с бумагами в кабинет Государя, а поручал это Энгелю³⁾, первому члену его департамента. Граф Пален и Нарышкин⁴⁾ употребили все свое влияние, чтобы поссорить его с Кутайсовым; Рибас⁵⁾, вице-адмирал, принял участие в заговоре, образованном графом Паниным. Он получил позволение путешествовать и доехал до Неаполя в поисках волшебного стилета, чтобы вонзить его в грудь своего монарха. Когда он возвратился, адмирал Кушелев