Мемуары - [23]

Однажды после обеда Колычев предложил мне от имени Зубова спеть романс в тот момент, когда Императрица появится на вечере. Этот романс был новостью. Я прочла куплеты и во втором увидела довольно ясно выраженное объяснение в любви⁴⁾.

Я поблагодарила Колычева и попросила его передать Зубову, что я не хочу ни обращать на себя внимание, ни злоупотреблять добротой Ее Величества, которая не любит музыки. Он ушел с тем же, с чем и пришел, и я не сказала об этом Великой Княгине.

На следующий день, в воскресенье, был небольшой бал в своем обществе. Танцуя английский с Колычевым, я увидала сверток нот у него в кармане. Он вытаскивал его время от времени, чтобы обратить внимание Великой Княгини, которая находилась около меня. Так как его проделка не удалась, то он решился сам предложить ей романс, но я предупредила Великую Княгиню, тихо сказав ей:

— Не берите этих нот, сегодня вечером вы узнаете, что это такое.

Она не взяла их. Во время полонеза я видела, как Зубов, графиня Шувалова и граф Головкин сговаривались между собой. Минуту спустя Головкин пригласил меня танцевать. Я согласилась, и он поместился в первой паре, а Шувалова и Зубов сзади нас. Я сказала графу, что не хочу идти в первой паре.

— А почему? — спросил он. — Вы доставите удовольствие Зубову.

— Пускай он сам ведет полонез, — ответила я. В то время как я настаивала на перемене места, Зубов сказал мне:

— Я умоляю вас, графиня, начать полонез, я был бы так счастлив следовать за вами, только вы можете привести меня к счастью.

— У меня нет способности вести кого-либо — я едва себя умею вести.

И я перешла с первого места на последнее-

— Вы очень упрямы, — сказал мне Головкин.

— Признаюсь, — отвечала я, — что я не так покладиста, как вы.

Я забыла рассказать про княгиню Прасковью Андреевну Голицыну, старшую дочь графини Шуваловой, получившую разрешение бывать по воскресеньям в Царском Селе. Это была женщина с непокойным умом и непоследовательным характером. Она завидовала исключительно милостивому обращению со мной Императрицы. После обедни до обеда Ее Величество делала прием. Княгиня Голицына знала, что Государыня иногда для развлечения делала оттиски из картона с мифологическими изображениями, и ей страшно хотелось получить такой оттиск для медальона, который она носила на шее нарочно так, чтобы можно было заметить, что он пустой. Императрица обратила внимание на это и сказала Голицыной:

— Мне кажется, княгиня, что в медальоне, который я вижу на вас вот уже несколько воскресений, чего-то не хватает.

Княгиня покраснела от радости и ответила, что была бы очень счастлива, если Государыня находит, что медальон достоин ее работы.

— Нет, я вам дам сибирский камень, который гораздо красивее моих оттисков.

Неделю спустя она послала графине Шуваловой для ее дочери медальон с сибирским халцедоном и бриллиантами. Княгиня появилась за обедней, сияющая от радости, и, не владея собой, всем показывала подарок Государыни. Вечером на балу она была вне себя от волнения. Императрица весь день посматривала на меня и обходилась довольно холодно; это меня нисколько не обеспокоило. Я танцевала, как всегда, очень веселая, и все мои мысли были поглощены Великой Княгиней. Болезнь, распространенная при дворе, не действовала на меня. Ее Величество заметила это и в конце вечера позвала меня.

— Ваша веселость приводит меня в восхищение, — сказала она мне. — Ничто не может ее нарушить.

— Отчего же, Ваше Величество, мне не быть веселой? Я осыпана милостями Вашего Величества и Великой Княгини, чего мне может не хватать? Я счастлива, и вдвойне счастлива тем, что я вам обязана этим.

— Идите, вы мне доставляете удовольствие.

По возвращении в город 30 августа, в день Св. Александра, Ее Величество послала за моим мужем и вручила ему для меня медальон, гораздо более красивый, чем у княгини Голицыной, прибавив, чтобы он только в том случае передал его мне, если он мною доволен. Секретарь Императрицы Трощинский рассказывал мне, что он находился при том, когда ювелир принес медальон. Императрица показала его Трощинскому, говоря: «Я предназначаю его для женщины, которую я очень люблю. Я подарила тоже медальон княгине Голицыной, но, если их сравнить, можно судить о различии моей любви».

Сколько милостей запечатлелось в мрей душе! Как приятно и неизбежно чувство благодарности! Даже смерть не разрушила его.

Оно самостоятельно и справедливо, и спокойствие могилы делает его священным и религиозным.

Этот год был отмечен интересными событиями: взятие Курляндии, Варшавы и раздел Польши. Последнее было неизбежным политическим следствием первых двух событий. Ненависть поляков против русских усилилась, и зависимое положение довело до крайней степени их раздраженную гордость. Я была свидетельницей сцены, которую я никогда не смогу забыть. Она дала мне понятие о силе очарования Императрицы.

Приехала депутация поляков для представления Государыне. Все мы дожидались Императрицу в салоне. Насмешливый и враждебный вид этих господ меня очень забавлял. Государыня вошла в комнату; мгновенное движение выпрямило их всех. У нее был величественно-снисходительный вид, вызвавший у них глубокий поклон. Она сделала два шага, ей представили этих господ, и каждый из них становился на одно колено, чтобы поцеловать у нее руку. В эту минуту у всех у них на лицах было выражение покорности. Императрица заговорила с ними... Через четверть часа она удалилась, сделав свой обыкновенный медленный реверанс, который невольно заставлял наклонить голову каждого из присутствующих. Поляки были вне себя от восторга, они уходили бегом и громко говорили: