Мемуары генерала барона де Марбо - [7]

Я уже сказал, что, несмотря на свою мужественную фигуру и строгий вид, отец был очень добрым человеком, особенно по отношению к детям, которых он страстно любил. Как только он меня увидел, он шумно выразил свою радость и не переставал меня ласкать. Он провел несколько дней в Тюренне, горячо поблагодарив милых дам Монгальви за почти материнскую заботу обо мне. Расспрашивая меня о моей жизни, он быстро увидел, что я хорошо знал молитвы, литании, религиозные песнопения, но прочие мои знания ограничивались самыми общими представлениями об истории, географии и орфографии. К тому же он понимал, что мне шел уже двенадцатый год и было абсолютно невозможно оставлять меня и далее в пансионе юных девиц. К тому же настало время дать мне более мужское и значительно более глубокое образование. Он решил, что заберет меня в Тулузу, куда он уже вызвал Адольфа по его выходе из Эффиа для того, чтобы отправить нас обоих в военный коллеж в Соррезе — единственное большое учебное заведение, которое почти не затронули революционные преобразования.

Уезжая, я расцеловал всех моих юных подруг, и мы направились в город Крессансак, где нас встретил капитал Го, адъютант моего отца. Пока смазывали экипаж, старый слуга отца Спир, хорошо знавший его привычку ехать и днем и ночью, занимался закупкой запасов провианта и укладывал пакеты. В этот момент я стал свидетелем нового для меня зрелища: большая колонна, состоящая из жандармов, национальных гвардейцев и волонтеров, вошла в Крессансак под звуки музыки. Я никогда не видел ничего подобного, и мне это зрелище показалось великолепным. Но я не мог понять и объяснить себе, почему в середине колонны солдат ехали примерно двадцать подвод с пожилыми мужчинами, дамами и детьми и у всех у них был очень грустный вид. Эта процессия привела моего отца в негодование. Он отошел от окна и, широко шагая по комнате, в присутствии своего адъютанта, в котором он был абсолютно уверен, не переставал восклицать: «Эти жалкие члены Конвента испоганили революцию, которая могла быть так прекрасна! Вот еще одни невиновные, которых отправляют в тюрьму только потому, что они благородного происхождения или у них родственники-эмигранты. Это ужасно!» Я понял все, что говорил отец по этому поводу, и также испытывал ненависть к этой партии террористов, которые испортили революцию 1789 года.

Но почему же, возразят мне, ваш отец служил правительству, которое он презирал? Да потому, что он думал, что изгнать врага с территории Франции — это всегда дело его чести, которое освобождает военных от солидарности с теми ужасами, которые творил Конвент внутри страны.

То, что отец говорил мне, меня очень заинтересовало, и я был склонен хорошо отнестись к тем людям, которых я видел в повозках. Я узнал, что это были семьи аристократов, которых забрали сегодня утром из их замков и везли в тюрьму Суийяк. Среди них были старики, женщины, дети, и я спрашивал себя, каким образом эти слабые люди могли оказаться опасными для страны, особенно когда я слышал многие голоса, просящие дать им что-нибудь поесть. Одна дама попросила у гвардейца разрешить ей выйти, чтобы купить что-нибудь из еды. Он очень резко отказал, и дама ему протянула ассигнат[10], прося его сходить и купить немного хлеба. Гвардеец ей ответил: «За кого ты меня принимаешь? За бывшего лакея?!» Эта грубость возмутила меня. Я заметил, что Спир засунул в карманы коляски несколько булок, внутрь каждой он еще вложил колбасу. Я взял два таких хлеба и, подойдя поближе к коляске арестованных детей, пока гвардейцы отвернулись, бросил им этот хлеб. Мать и дети отблагодарили меня выразительными жестами, после чего я решил снабжать их едой каждый раз, когда это будет возможно. Я часто носил им самую разную провизию, из того, что заготовил Спир, рассчитывая накормить нас, четырех человек, за те 48 часов, которые мы должны были провести в дороге до Тулузы.

Итак, мы отправились в путь. Спир и не подозревал о тех раздачах провианта, которыми я занимался все это время. Маленькие арестанты посылали мне воздушные поцелуи, родители всякий раз меня приветствовали. Стоило нам отъехать на расстояние в сто шагов, как мой отец, спешивший удалиться от этого зрелища, очень раздражавшего его, захотел остановиться в гостинице. Он пожелал съесть что-нибудь из того, что Спир загрузил в нашу повозку.

Сам отец и господин Го вместе искали во всех местах внутри повозки какой-нибудь провиант, но тщетно. Отец стал браниться на Спира, который с высоты своего сиденья клялся всеми чертями, что он наполнил повозку провиантом на целых два дня. Я чувствовал себя в несколько затруднительном положении. И, не желая, чтобы ругали бедного Спира, заявил, что во всем повинен я. Я ожидал выговора за то, что сделал это без разрешения, но отец поцеловал меня самым нежным образом, и многие годы спустя он говорил с особым удовольствием об этом моем поступке.

Вот, дорогие дети, почему я решил вспомнить об этом. Всегда чувствуешь себя очень хорошо, когда в определенных обстоятельствах совершил нечто полезное и получил одобрение от тех, кого ты очень любишь.