Мемуары генерала барона де Марбо - [361]

Многие военные историки выражали удивление по поводу того, что Франция не встала в едином порыве, как в 1792 году, чтобы отразить неприятеля, или что она не действовала, подобно испанцам, образовав в каждой провинции центр национальной обороны.

На это отвечают обычно, что энтузиазм, вдохновлявший армии в 1792 году, иссяк за 25 лет войн и истощился слишком частыми наборами и в большинстве наших департаментов оставались теперь только старики и дети. Что касается примера Испании, то к Франции он совершенно неприменим. Во Франции слишком большое влияние принадлежит Парижу, и остальная Франция ничего не может в тех случаях, когда Париж не встает во главе какого-либо движения. В то же время в Испании в каждой провинции существует свое маленькое правительство, поэтому в Испании каждая провинция смогла действовать и создать свою армию, даже тогда, когда Мадрид был оккупирован французами. Францию погубила централизация.

В план моего изложения событий не входит рассказ о подвигах французской армии во время знаменитой кампании 1814 года, потому что для этого пришлось бы написать целые тома и прокомментировать все, написанное по этому поводу. Я не чувствую в себе смелости распространяться о несчастьях своей страны. Я ограничусь лишь рассказом, как, пытаясь шаг за шагом отстоять земли между реками Марна, Об, Сона и Сена, император разработал большой план кампании, который в случае успеха должен был спасти Францию. План предусматривал отправиться с основной частью войск в Лотарингию и Эльзас, что сильно угрожало бы вражеским тылам и вызвало бы у противника опасение быть отрезанным от своих складов и обозов, не иметь никакого пути к отступлению и заставило бы неприятеля отойти к границам Франции, в то время как у императора в этом случае еще имелись бы возможности для продолжения боев.

Но для того чтобы этот замечательный стратегический план, предложенный императором, смог привести к хорошему результату, требовалось стечение двух важных обстоятельств, каких ему недоставало. Императору нужна была, во-первых, верность высших государственных чиновников и средства, позволившие бы помешать противнику захватить Париж в том случае, если бы, не обращая внимания на рейд императора по вражеским тылам, противники решились направиться к нашей столице. К сожалению, верность императору в Сенате и в Законодательном собрании настолько ослабла, что именно главные члены этих палат, такие как Талейран, князь Дальберг и другие, через посредство своих тайных агентов информировали вражеских монархов о неверности высших классов Парижа по отношению к Наполеону и призывали противника атаковать столицу.

Что касается способов защиты Парижа, я должен признаться, что у Наполеона их было недостаточно. Он ограничился тем, что создал на правом берегу Сены несколько линий оборонительных укреплений, не сделав ничего для того, чтобы разместить там артиллерию. Очень небольшого количества линейных войск, инвалидов, ветеранов и студентов Политехнической школы, которые составляли парижский гарнизон, было недостаточно даже для незначительного сопротивления. Поэтому, уходя прочь от столицы в январе, чтобы возглавить свои войска в Шампани, император поручил национальной гвардии защиту Парижа, где он оставлял сына и императрицу. Он собрал в Тюильри офицеров городской милиции. Те по обычаю клятвами и воинственными кликами ответили на горячую речь, с которой к ним обратился император. Наполеон провозгласил императрицу регентшей, главнокомандующим войсками назначил своего брата Жозефа, экс-короля Испании, а он, как известно, будучи «наилучшим из людей», являлся самым невоенным из них.

Наполеон был полон иллюзий, считая, что таким образом обеспечивает безопасность столицы. Он думал, будто может на несколько дней доверить Париж его собственным силам и отправиться с тем небольшим количеством войск, какое у него оставались, осуществить свой план удара по вражеским тылам. Поэтому в конце марта Наполеон уехал в Лотарингию. Но как только он оказался в нескольких днях перехода от столицы, он узнал, что союзники, вместо того чтобы преследовать его, как он надеялся, направились на Париж, тесня перед собой небольшие остатки корпусов маршалов Мармона и Мортье. Маршалы заняли позиции на вершинах Монмартра, пытаясь их защитить, в то время как Национальная гвардия помогала им лишь тем, что изредка посылала на помощь стрелков.

Эти неприятные известия открыли Наполеону глаза. Он приказал повернуть колонны к Парижу, и сам немедленно отправился туда же.

30 марта император, двигавшийся очень быстро и без всякого эскорта, вдруг услышал сильную канонаду. У него появилась надежда, что он приедет в Париж до вступления в столицу неприятеля. В Париже присутствие Наполеона наверняка оказало бы очень большое влияние на население, уже давно требовавшего раздачи ружей. В казармах Марсова поля было 100 тысяч ружей и несколько миллионов патронов, однако военный министр генерал Кларк не захотел разрешить раздачу оружия жителям Парижа.

Приехав на почтовую станцию всего в 5 лье от Парижа, император больше не услышал пушечных залпов и понял — столица в руках врага. Это и подтвердилось. В самом деле, Мармон подписал капитуляцию, отдававшую столицу в руки неприятеля! Однако с приближением опасности из Парижа увезли императрицу и ее сына — Римского короля, которые отправились в Блуа, где король Жозеф, оставив командование, порученное ему императором, вскоре оказался вместе с ними. Линейные войска ушли из Парижа через заставу Фонтенбло по дороге, откуда ждали появления императора.