Мемуары генерала барона де Марбо - [328]

Река Кацбах течет по дну ущелья. Мосты через эту реку перекинуты только там, где имеются редкие в этой местности деревни. Броды через нее очень узкие и становятся непроходимыми при малейшем подъеме воды. Эта река как бы защищала центр позиции французской армии, что было для нас как нельзя более удачным. Однако маршал Макдональд, желая атаковать пруссаков, пренебрег большими преимуществами, которые давала нам эта позиция. Он прямо-таки восстановил реку Кацбах против себя, приказав своим войскам переправиться через нее одновременно во многих местах. Кавалерийский корпус Себастьяни, в чей состав входила дивизия Экзельманса, к коей принадлежал мой полк, должен был переходить реку вброд у деревни Шмохвиц.

Уже с утра погода хмурилась, что должно было бы убедить маршала перенести атаку на другой день либо, по крайней мере, заставить его действовать немедленно. Он не принял ни то ни другое решение, потерял драгоценные минуты, давая детальные приказания, так что его колонны пришли в движение только в 2 часа пополудни. Но едва армия двинулась в путь, как началась ужасная гроза, в результате вода в Кацбахе поднялась, что сделало брод настолько труднопроходимым, что дивизия кирасир генерала Сен-Жермена не смогла переправиться.

Мы вышли на другой берег, и нам пришлось взбираться по очень узкой расщелине на весьма крутой склон. Дождь сделал почву на этом склоне такой скользкой, что наши лошади падали на каждом шагу, так что нам пришлось спешиться, и мы вновь сели на лошадей лишь после того, как добрались до обширного плато, господствующего над долиной реки Кацбах. На этом плато мы нашли несколько дивизий французской пехоты, помещенных генералами из предосторожности около перелесков, разбросанных по этой равнине, но, как я уже говорил, все знали, что враг намного превосходил нас в кавалерии. Это было тем более неудачно для нас, что дождь лишал пехотинцев возможности вести стрельбу.

Выбравшись на эти обширные равнины, мы были очень удивлены тем, что не увидели неприятеля! Царившая там полная тишина, как мне показалось, скрывала некую ловушку, потому что мы были совершенно уверены, что минувшей ночью Блюхер занимал эту позицию, имея свыше 100 тысяч человек. Поэтому, с моей точки зрения, было необходимо провести хорошую разведку местности, прежде чем в нее вступать. Генерал Себастьяни думал иначе, поэтому, как только дивизия Русселя д’Юрбаля была построена, он направил ее на просторы этой равнины, придав ей не только принадлежавшую этой дивизии артиллерию, но также и артиллерию дивизии Экзельманса, которую мы с таким трудом втащили на плато.

Как только Экзельманс, находившийся в отдалении от своих эскадронов, присоединился к нам на выходе из ущелья и заметил, что Себастьяни забрал его пушки, он бросился к этому генералу, чтобы потребовать их обратно, и оставил свою дивизию без командования. Две бригады, составлявшие эту дивизию, располагались на расстоянии 500 шагов друг от друга на одной линии, свернутые в колонны по полкам. Мой полк находился во главе бригады Ватье, позади нас был 24-й полк конных егерей, 11-й гусарский полк замыкал колонну.

Плато Яуэр настолько обширно, что, хотя дивизия Русселя д’Юрбаля направилась вперед и состояла из семи кавалерийских полков, мы едва различали его на горизонте. В ста шагах от правого фланга колонны, в состав которой входил мой полк, находился один из перелесков, разбросанных по равнине. Если бы мой полк был в этом месте один, я бы, конечно, приказал одному из моих взводов обыскать этот лесочек. Однако Экзельманс очень ревниво относился к своему авторитету, поэтому взял за правило, что ни один человек из его дивизии не должен был выходить из рядов без его личного приказа. Поэтому я не осмелился принять обычные меры предосторожности. По той же причине генерал, командовавший бригадой, также счел своим долгом воздержаться от этого. Это пассивное послушание чуть не оказалось для нас роковым.

Я ехал впереди моего полка, находившегося, как я уже говорил, во главе колонны, как вдруг услышал сзади себя громкие крики. Оказалось, это была неожиданная атака многочисленных прусских улан. Они, выскочив из леса, бросились на 24-й конно-егерский и 11-й гусарский полки, которых они обошли с фланга и повергли в панику. «Косая» вражеская атака сначала была направлена на хвост нашей колонны, затем на ее центр и угрожала дойти до головы колонны. Таким образом, мой полк был бы атакован с правого фланга. Ситуация оказалась тем более критической, что враг двигался очень быстро. Однако, уверенный в смелости и разумности моих кавалеристов, независимо от их чинов, я скомандовал развернуться направо на самом быстром галопе. Этот маневр, столь опасный перед лицом противника, был выполнен с такой быстротой и в таком порядке, что в мгновение ока полк оказался развернутым перед пруссаками, а поскольку они, продолжая двигаться по косой по направлению к нам, подставили нам свой фланг, наши эскадроны воспользовались этим преимуществом. Все эскадроны врезались в противника и нанесли ему большой урон.

Видя успех моего полка, 24-й конно-егерский полк, пришедший в себя от фланговой атаки, нарушившей поначалу строй, быстро перестроился и отбросил ту часть вражеской линии, которая ему противостояла. Что до 11-го гусарского полка, целиком состоявшего из голландцев, из которых император, как он считал, сделал французов всего лишь простым декретом, то командиру не удалось поднять своих гусар в атаку. Однако мы сумели обойтись без помощи столь плохих солдат, поскольку 23-го и 24-го конно-егерских полков оказалось достаточно для завершения разгрома трех прусских полков, которые на нас напали.