Мемуары генерала барона де Марбо - [321]

До этого дня лишь два саксонских генерала, Тильманн и Лангенау, опустились до того, чтобы перейти на сторону врага. Мундир ни одного французского генерала еще не был запятнан подобным предательством. Запятнал его швейцарец генерал Жомини. В 1800 году этот несчастный был простым чиновником с жалованьем 1200 франков и служил в министерстве Гельветической республики. В то время генерал Ней был послан первым консулом в Берн, чтобы договориться с правительством Швейцарии относительно способов защиты этого государства, которое в то время было нашим союзником. Чиновнику Жомини было поручено вести реестры, касающиеся ситуации в Швейцарии. По роду работы он оказался связанным с генералом Неем. Тот оценил большие возможности этого человека и, уступая его настойчивым просьбам, приказал принять его в армию лейтенантом, а затем сделать капитаном в швейцарском полку на службе у Франции. Генерал Ней все больше и больше привязывался к своему протеже. Он приказал сделать его французским офицером, взял к себе адъютантом и дал ему возможность печатать труды, которые тот писал о военном искусстве. Надо сказать, что хотя эти труды хвалят слишком сильно, они и в самом деле не лишены достоинств.

Благодаря этой высокой протекции Жомини быстро стал полковником, бригадным генералом и оказался командующим штабом у маршала Нея во время возобновления военных действий в 1813 году. В этот момент он соблазнился блеском русских обещаний и, забыв все, чем он обязан маршалу Нею, императору, а также Франции, ставшей его второй родиной, дезертировал, унеся с собой документы, касающиеся положения армий, а также все заметки, относившиеся к плану военной кампании, которая должна была вот-вот открыться. Опасаясь, как бы, узнав о его бегстве, Наполеон не изменил своих планов, Жомини настоял перед командованием союзников по коалиции на том, чтобы они начали военные действия за два дня до прекращения перемирия. К большому удивлению всей Европы, император Александр вознаградил Жомини за предательство, назначив его своим адъютантом. Это настолько оскорбило лучшие чувства деликатного императора Австрии, что однажды, обедая у императора Александра и заметив Жомини в числе приглашенных, он громко воскликнул: «Я знаю, что государям иногда требуется воспользоваться услугами дезертиров, но я не могу согласиться с тем, чтобы они их принимали у себя в штабе и даже у себя за столом».

Предательство Жомини, начальника штаба маршала Нея, предоставило в руки союзникам приказы, продиктованные Наполеоном и касающиеся передвижения наших войск. Это было для Наполеона одним из самых ужасных ударов, потому что многие из его армейских корпусов подверглись атакам во время их движения к местам соединения с другими корпусами. Им в ряде случаев пришлось уступить врагу очень важные позиции, поскольку не хватило времени для того, чтобы приготовиться к их защите.

В планах императора было идти в Богемию, однако он везде обнаруживал уже предупрежденного неприятеля, державшегося в направлении Богемии настороже. Поэтому Наполеон решил идти на прусскую армию, стоявшую в Силезии, и возобновить там наступление французских корпусов, которым только что пришлось отступить перед Блюхером. В результате 20 августа Наполеон отправился в Лёвенберг, где атаковал значительные силы союзников. Здесь были войска пруссаков, русских и австрийцев. 21, 22 и 23 августа в окрестностях Гольдберга, Градицберга и Бунцлау произошли сражения. Неприятель потерял 7 тысяч человек убитыми и взятыми в плен и отступил за реку Кацбах.

Во время одного из многочисленных столкновений, происходивших в течение этих трех дней, бригада Ватье, преследовавшая противника, была вдруг остановлена широким и бурным ручьем, притоком Бобера. Через него можно было переправиться лишь по двум деревянным мостам, расположенным на расстоянии 1/8 лье один от другого. Оба эти моста русская артиллерия обстреливала градом ядер. 24-й конно-егерский полк, который перешел под командование храброго полковника Шнейта, получил приказ атаковать левый мост и бросился туда со своей обычной решимостью. Но совершенно иначе вел себя 11-й полк голландских гусар. Он был только недавно включен в состав бригады, и перед ним стояла задача занять правый мост. Напрасно командир этого полка полковник Льежар, очень хороший, смелый офицер, единственный француз в этом полку, призывал своих кавалеристов последовать за ним. Ни один из них не шевельнулся, настолько силен был страх, владевший ими. Но поскольку мой полк, расположенный в данный момент во второй линии, получал почти столько же артиллерийских ядер, что и 11-й гусарский полк, я бросился к голландцам, чтобы помочь полковнику заставить гусар атаковать вражескую артиллерию. Это был единственный способ заставить ее прекратить огонь. Но, видя бесполезность моих усилий и предвидя также, что трусость голландцев приведет к большим потерям в моем полку, я приказал полку пройти перед голландцами и готов был начать атаку, как вдруг увидел, что левый мост провалился под первым взводом 24-го полка, многие люди и лошади утонули. Отступая, русские приготовили такой ход событий. Они очень умело подпилили основные балки, которые должны были держать на себе настил моста. Это было сделано столь тщательно, что ничего нельзя было заметить, если вы не были предупреждены.