Мемориал - [94]
В Бресте рядовому составу приказали сдать пистолеты. И здесь, оказывается, был закон. Все наши, конечно, подчинились без разговоров, кроме Леонида. Тот вступил в пререкания с начальником контрольного поста, доказывая, что пистолет получен им в награду за мужество и самоотверженность, проявленные при освобождении лагеря, и потому принадлежит ему пожизненно. «Как советский гражданин, я требую!» — кричал он. Но начальник поста только усмехнулся. «Ты сначала фильтрацию пройди, а потом уже требуй!»
По нашей земле мы едем быстрее, почти не останавливаясь. Мелькают станции и полустанки — иные с наспех сколоченными будками вместо сожженных служебных помещений, с разрушенными водокачками. И села какие-то полумертвые — с почерневшими подслеповатыми окнами, с заброшенными, заросшими бурьяном палисадниками, с вырубленными садами. Белоруссия, край горя и бедствий…
Людей видим редко. Лишь иногда промаячат вдали какие-нибудь фигурки — женщин, собирающих в полях остатки соломы, или солдата, возвращающегося домой.
Куда мы едем?
Мои друзья приникли к окнам и ловят глазами названия полустанков, пытаясь угадать маршрут. У Зубкова от ветра даже нос покраснел. «До Смоленщины далече?» — кричит он каждому, кого увидит. Ему отвечают по-разному: кто утвердительно кивает головой, кто разводит руками… Мне смешно: охота пуще неволи! Ну, будь тысяча или будь сто километров, что изменится?
Только под вечер останавливаемся. «На обед!» — кричит сопровождающий эшелона, открывая двери. Все горохом ссыпаются вниз, под откос, гремя котелками. Из полевой кухни, окутанной легким аппетитным парком, получаем по черпаку супа и тут же, на месте, его съедаем. «Перекур!» — подается команда. Гурьбой толпимся у станции, смотрим, как вдоль вагонов шныряют краснощекие бабенки в платках и ватниках, с корзинами в руках, весело окая, предлагают соленые огурцы, кусочки сала, посыпанные крупной серой солью, пирожки с картошкой.
«Ведь смоленские, а?» — Зубков хватает одну из них за рукав. «Смоленские, аль не слышишь!» — со смехом отвечает женщина. Зубков на радостях покупает у нее весь товар. «Угощайтесь! — предлагает он каждому. — Такие пироги, кроме как у нас, нигде не поешь!»
«По вагонам!» Эшелон трогается. Неизвестность по-прежнему осталась, но на душе все же легче. Людей увидели — это не раз чихнуть, как любит выражаться мой друг. Я поворачиваюсь к Андрюше: он сидит, уставившись в одну точку, и курит. Леня развернул свою заветную тетрадку, мусолит карандаш и что-то мучительно сочиняет. Заглядываю, читаю: «Милая Валечка и дорогой сын Артур! Спешу сообщить вам, что нахожусь…» Дальше он что-то зачеркивает, снова пишет и снова зачеркивает. «Пиши: на Родине!» — подсказываю ему. Он радостно восклицает: «А ведь верно! Вот голова!»
Смеркается. Кто-то зажигает коптилку. Я лежу и разглядываю потолок, по которому, как бесплотные духи, ходят тени. Странно: неужели я дома? И все позади — война, концлагерь… Когда-то я умирал от голода, меня били, кололи штыками, травили собаками. Но выжил, не погиб. И душа не погибла. Когда началась другая жизнь, я как-то сразу привык к ней: работал, писал. И любил… Даже не верится, словно я прочитал какую-то книгу.
В вагоне уже почти все спят. Только наш капитан сидит с иголкой в руке, при свете ночника пришивает к гимнастерке новый подворотничок и шепчется с Леней.
— Главное — это найти себя. Тогда придет спокойствие. А ты, по-моему, еще не нашел.
Леня порывисто возражает:
— Главное, чтобы тебе верили. Пусть мне поверят, не вспоминают — я горы сверну!
— А может быть, наоборот? Ты сначала делами докажи.
— И докажу!
Петя Струцкий тихо посапывает у себя в уголке. Сашка храпит. Николай Михайлович Зубков завернулся в одеяло и что-то бормочет во сне. Андрюша лежит рядом, я чувствую его тепло. Красные обожженные веки плотно сжаты, в волосах серебрится тонкая ниточка. Что это, неужели седина? Я вглядываюсь: точно…
Да, то, что с нами было, не прошло даром. И все же стоит ли винить жизнь за ее уроки? Я видел кровь, грязь и подлость. Но видел и настоящих людей — это искупает все.
Начинаю засыпать. Постукивают колеса. Ласково мигает ночник, плывут тени. Чья-то большая, невидимая рука гладит мое лицо, легко прикасается к сердцу и уносит все горести и тревоги.
Мне хорошо, я дома.
Иван Гаврилович Алексеев, наш главный врач из штукенброкского ревира, — жив! Как мы все рады свиданию с ним, ведь осенью сорок четвертого года его забрали в гестаповскую тюрьму, потом отправили в Гемер, по слухам, в какой-то особый лагерь, откуда уже не возвращаются. Но он выжил, его освободили тогда же, когда и нас, — в начале весны сорок пятого. Потом мы вместе уехали на Родину и снова расстались. Доктор вернулся в свое Ставрополье, мы разъехались по разным городам и селам…
И вот после почти двадцатилетней разлуки мы снова собрались в Москве, за одним столом. Здесь и Леонид, и Андрюша, и Бадиков, и бывший Жорка Беглец. При встрече — поцелуи, объятия, затем разговоры: сначала о том, кто кем стал, кто как живет, обзавелся ли семьей? Иван Гаврилович о своих семейных делах не распространялся, сказал лишь, что после войны пришлось начать жизнь, в сущности, заново. Про работу говорил с гордостью: несколько лет назад принял заброшенную сельскую больницу и начал ее поднимать, развернулась стройка, недавно заселил главный корпус, который может сделать честь иной столичной больнице, «Все самое новое, самое современное. Приезжайте, посмотрите, в каких условиях лечатся наши колхозники!»
В книге рассказывается о героических делах советских бойцов и командиров, которых роднит Перемышль — город, где для них началась Великая Отечественная война.
В книге рассказывается о героических делах советских бойцов и командиров, которых роднит Перемышль — город, где для них началась Великая Отечественная война.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается о героических делах советских бойцов и командиров, которых роднит Перемышль — город, где для них началась Великая Отечественная война.
В книге рассказывается о героических делах советских бойцов и командиров, которых роднит Перемышль — город, где для них началась Великая Отечественная война. Для массового читателя.
Жан де Малесси в своей книге прослеживает эволюцию яда — как из индивидуального оружия он стал оружием массового уничтожения. Путешествие в страну ядов, адская кухня ибн Вашьи, Рим — город отравителей, Митридат — не царь, а яд и метаморфозы яда — вот небольшой перечень вопросов, освещенных автором.
«Дело Бронникова» — книга-расследование. Она сложилась из пятитомного следственного дела 1932 года. Среди обвиняемых — переводчик М.Л. Лозинский, лингвист Н.Н. Шульговский, киновед Н.Н. Ефимов, художник В.А. Власов. Но имена других сегодня никому ничего не говорят. Пропали их сочинения, статьи, стихи, записки, письма, даже адреса. А люди эти были очень талантливы: А.В. Рейслер, П.П. Азбелев, А.А. Крюков, М.Н. Ремезов, М.Д. Бронников… — ленинградские литераторы и искусствоведы.Авторы собирали информацию по крупицам в официальных и частных архивах и пытались увидеть живых людей, стоящих за найденными материалами этого забытого дела.
Свидетельства очевидцев и долгожителей, данные архивов и музеев о появлении, жизни евреев, убийствах евреев на оккупированной в 1941–1943 годах Смоленщине и судьбах уцелевших.
В настоящем издании впервые в наиболее полном виде представлено художественное наследие выдающегося историка XX века Льва Николаевича Гумилева, сына двух великих русских поэтов — Анны Ахматовой и Николая Гумилева. В книгу вошли стихи, поэмы, переводы, художественная проза, некоторые критические работы. Ряд вещей публикуется впервые по рукописям из архива Л.Н. Гумилева. Издание сопровождается вступительной статьей и подробными комментариями. Выражаем благодарность директору и сотрудникам Музея истории и освоения Норильского промышленного района за предоставленные материалы. В оформлении издания использована фотография Л.Н.
Новая книга от автора бестселлеров «Дневники княжон Романовых» и «Застигнутые революцией» посвящена самой неизвестной странице жизни последнего российского императора – попыткам спасти от гибели Николая II и его семью. Историческое расследование, основанное на недавно обнаруженных архивных материалах из России, США, Испании и Великобритании, прежде недоступных даже отечественным историкам, тщательно восстанавливает драматические события весны и лета 1917 года. Венценосные европейские родственники Романовых и матросы-большевики, русские монархисты и британские разведчики – всем им история отвела свою роль в судьбе российской царской династии.
Эта необычная книга содержит в себе реальные истории из мира сегодняшнего российского бизнеса. В одних рассказывается о том, как предприниматели успешно разрушают бизнес-предрассудки «теоретиков», в других, наоборот, описаны катастрофические провалы, возникшие в результате принятия правильных, на первый взгляд, решений.Написанная с присущим автору остроумием книга «Дьявол в деталях» не столько о кейсах, сколько о правде жизни типичных российских предпринимателей.«Фишка» книги — авторские иллюстрации-«демотиваторы».Книга будет интересна широкому кругу читателей, занимающихся бизнесом, но особенно будет полезна тем, кто только собирается открыть собственное дело.2-е издание, стереотипное.