Мемориал - [82]

В Детмольде Вернер интересовался, не хотим ли мы перекусить. Теперь он уже не спрашивает. И мы догадываемся, что скоро его дом.

А вот и он! Признаться, мы почему-то представляли его другим, более традиционным, что ли. Да и можно ли создать уют в одном из кубиков, причудливо расставленных на зеленом лугу?

Вернер вводит нас в свое кубическое жилище, и через каких-нибудь десять минут мы убеждаемся, что современная архитектура не так уж плоха, если ее творцы думают не столько об оригинальности собственных замыслов, сколько об удобствах для жильцов. Правда, говоря о внутренней планировке, Вернер замечает, что она скорректирована им самим. По его словам, в доме десятки квартир, и нет ни одной, где планировка была бы одинаковой. Строительная организация определяла лишь размеры «коробки», все остальное зависело от воли и желания хозяев квартиры.

Большая комната на первом этаже похожа на корабельную кают-компанию или ресторанный зал с выгородками-кабинами. Комната одна, а помещений как бы несколько: библиотека с двумя креслами и маленьким столиком; детский уголок, с вольерой для попугаев, пушистым ковром на полу и горкой с игрушками; небольшая столовая с встроенным в стенку буфетом и двумя торшерами по углам.

Мы сидим на широкой тахте, потягивая из бокалов апельсиновый сок со льдом. Это преддверье еды, так сказать, увертюра к обеду. Сам обед — нечто таинственное, судя по выражению лица хозяйки, которая только на минуту выбежала из кухни, чтобы поздороваться с гостями, — еще не готов. Нас просят немного потерпеть, зато, как намекает Вернер, приходя на выручку жене, мы будем вознаграждены. Современные женщины, замечает он, не слишком любят заниматься домашним хозяйством, от интересов их матерей, ограниченных когда-то четырьмя К — кюхе (кухня), кирхе (церковь), киндер (дети) и кляйде (наряды) — теперь осталось и вовсе одно — последнее. Но его жена, шутит он, приятное исключение. Она хотя и принадлежит к новому поколению, но все же сохранила верность традициям, кроме разве соблюдения церковных обрядов. «Мы с ней договорились, — смеется Вернер, — этот ее грех я беру на себя. Для коммуниста все равно: семь бед — один ответ!»

Со двора прибегают дети — две девочки, тринадцати и восьми лет. Мать тут же зовет их к себе, вполголоса назидательно что-то говорит, и девочки начинают накрывать на стол: стелют скатерть, достают из буфета и расставляют приборы. Я сижу с краю и вижу, что творится за переборкой. Меня удивляет хозяйственная сноровка детей. Но еще больше удивляюсь легкости, с какой они перешли от веселой игры на дворе к серьезному делу.

Стол накрыт, хозяйка снова выходит из кухни и наносит несколько завершающих штрихов в его убранстве, затем сдержанно благодарит дочек и отсылает их снова во двор.

Нас просят занять места. Еще минута, и на столе появляются яства. Только теперь мы чувствуем, что изрядно проголодались.

Сегодня особое застолье, нечто вроде бивака в пути. Комната заполнена мягким предзакатным солнцем. В этой дружной семье мы отдыхаем душой, говоря о наших женах, о детях. Серьезных проблем стараемся не касаться, зная, что еще совсем недавно по Вестфалии прокатилась очередная волна антикоммунизма, которая еще жива в памяти у всех. Но разговор об этом не для застолья. Генерал расхваливает блюдо из шампиньонов. Хозяйка смущенно отмахивается. «Что здесь такого? Если бы у меня были ваши русские грибы, — она имеет в виду наши боровики, — я, право, могла бы приготовить блюдо повкуснее. Но русские грибы не для нас, простых людей, это пища богачей!»

Мы дружно обещаем при следующей встрече, что называется, засыпать хозяйку нашими грибами. «Да, под Москвой, в Переделкине, где я живу летом, ими все поляны усеяны! Иной год их даже собирать не успевают!» Женщина от удивления закрывает глаза и молитвенно складывает ладошки.

Ее муж с благодушной иронией замечает, что если иметь все, что душа захочет, то можно обойтись и без повара. Заслуга заключается в другом: мало иметь, но много уметь! «Обнаружив когда-то эти способности в одной хорошей девушке, — говорит, подмигивая, Вернер, — я решил на ней жениться».

— Сейчас у вас есть возможность окончательно убедиться в правильности моего выбора!

Жена, с улыбкой погрозив ему пальцем, бежит на кухню и появляется оттуда с большим блюдом, на котором высится некое сооружение, напоминающее пирамиду.

Вернер, вооружившись каким-то замысловатым ножом, объявляет, что эта пирамида — изобретение хозяйки дома и состоит из тридцати элементов.

— Из тридцати пяти! — подсказывает жена.

— Тем лучше! Предлагается в процессе еды определить хотя бы половину из них. Награда — еще одна порция!

Вернер разрезает пирамиду с вершины и до основания на несколько длинных кусков и кладет по куску каждому из нас. «Ну и ну, — думаю я, — а мне казалось, что немцы мало едят». Где уж тут одолеть еще порцию, дай бог справиться хотя бы с этой!

Не претендуя на приз, просто из любопытства, пытаюсь разобраться в содержании «фирменной» пирамиды. В ее основании — поджаренные хлебцы, затем слой мясного фарша со специями. Затем слой бобов, еще какое-то мясо, вероятно куриное, затем тушеная морковь с черносливом, рисовый пудинг с изюмом, клубничный мусс с вареньем и — в завершение — дольки ананаса.