Мемориал - [53]

— Ой, да. На секунду.

— Решила, это фамильное привидение явилось? Посмеялись.

— Мы вот обсуждаем, — сказала Энн, — не позвонить ли на фабрику. Честный шанс спроворить обед.

— Господи! — Мэри засомневалась. — Ну как это мы все вместе нагрянем.

— Отец будет рад, — сказал Томми очень серьезно. — Он совсем один. Он мне не простит, если узнает, что вы были тут и я вас не привел.

— А вдруг другие тем временем решат возвращаться?

— И успеется. Мы пораньше поедим. В двенадцать, если хотите.

— Но ты уверен, совсем уверен, что это ничего?

— Абсолютно, — заверил Томми. — Сейчас же сгоняем машиной на почту. Это максимум четверть часа.

На том и порешили. Мэри со вздохом отставила свою идею соснуть. Да ладно. И почему бы в конце концов не повидать старого Рэма.

Тут же стали спускаться. Мэри через лестничное окно увидела: Эдвард с Маргарет, по саду фланируют. Явно углублены в одну из своих таинственных приватных бесед. Было дело, пыталась уследить за зигзагами их отношений — давно на этом поставила крест.

Эдвард поднял взгляд, увидал Мэри. Механически ей помахал, ничуть не меняя тона на вопросе:

— Ну, и как сей последний? Он тоже из Оксфорда? Маргарет кивнула.

— Я обречена, кажется, инструктировать молодежь.

— И это его первая вылазка?

— Ей-богу, мой друг, вы злоупотребляете моей девичьей скромностью.

Эдвард осклабился.

II

Сложив руки на сгибе зонта, голову слегка склонив, майор Чарлзуорт покорно отдавался мерному скольжению лифта, как мученик, возносящийся на небеса. У дверей квартиры миссис Верной минуту помедлил, прежде чем позвонить, кротким, смиренным жестом поднял пальцы к редким усам. Так оробел сегодня, что впору, кажется, снова отрепетировать даже те несколько слов, какие положено сказать горничной. Но дверь отворила сама миссис Верной:

— А я вас жду.

Она сегодня казалась почти веселой. Улыбалась:

— Я отпустила свою девицу с ухажером. Чай сами заварим, осилим уж как-нибудь.

Трудов, собственно, особенных и не требовалось. Все, что нужно, в готовности разложено по кружевной скатерочке. Только и дел — вскипятить воду и наполнить серебряный заварочный чайничек. Который она протянула Роналду. Он принял этот чайничек трепетно, как принимают за литургией потир. Она улыбалась, наливая горячую воду:

— Пальцы берегите, как бы не ошпарить.

И когда уже уселись друг против друга за низеньким столиком, она попросила:

— Ну, рассказывайте про четверг,

В четверг он побывал на аукционе в одном старом эссекском доме. Она, в последний момент выяснилось, поехать не могла. Роналд подробно описал замечательную коллекцию старинных гравюр. И были там еще стулья, просто прелестные стулья.

— Ах! Жалко, меня там не было! — вздохнула она.

Хотелось сказать ей, что без нее весь аукцион потерял всякий смысл. Потому, мол, исключительно и пошел, что знал, как ей интересно потом будет про все про это послушать. Но выговорилось только:

— Вам, наверно, было бы интересно.

— Еще бы.

Она отхлебнула чаю; спросила:

— А в субботу на эту встречу пойдете?

— Как-то пока не уверен.

— А я не пойду, если вас не будет. Когда у вас прояснится? Она улыбалась, потешаясь, кажется, над его уклончивостью. Он слегка покраснел, но храбро ответил:

— Я, собственно, ждал, я хотел, собственно, узнать, собираетесь вы пойти или нет.

Она на него сверкнула быстрой улыбкой.

— Я вот часто думаю, — она сказала, — насколько искренне мое увлечение прошлым. Конечно, было бы страшно нудно таскаться по всем этим достопримечательностям одной.

Он почувствовал, что лицо его выдает. Промямлил:

— Приятно с кем-то сопоставлять впечатления. Снова она улыбнулась:

— Вы должны обещать, что никогда не бросите меня.

И весело рассмеялась. Он рассмеялся тоже. Подделываться под нее — что еще оставалось. Удерживая голос на легких, даже галантных нотах, ответил:

— Да, миссис Верной, я вам обещаю.

Она налила ему еще чашечку чаю. Глядя с улыбкой прямо ему в глаза, без смущания:

— Я давно уже собиралась вас просить об одной милости. Сердце у него подпрыгнуло и покатилось:

— Да?

— Мне бы очень хотелось, чтоб вы меня называли Лили. А я вас буду Роналд называть, можно?

Склонил голову — и сам себе даже почти не поверил:

— Да, будьте так любезны, — сумел выговорить.

Она чуть откинулась на стуле, легко и прелестно ставя на этом точку:

— Вот и спасибо. А то прямо нелепая официалыцина получается, раз мы с вами друзья.

И кончилось чаепитие. Еще немного посидели, помолчали. Он кожей чувствовал тишь светлой квартиры под лампами, в высоком доме, далеко над гремучей уличной толчеей. Как в склепе — тишь, пустота. Лили задумчиво смотрела прямо перед собой, на свою руку с единственным бледно сияющим золотым кольцом. Потом спросила:

— Скажите, Роналд. Приведись вам прожить жизнь сначала, вы бы стали что-то менять?

Пришлось тщательно взвесить ее вопрос. Никто еще о подобном не спрашивал. И как-то привычки такой не сложилось — говорить о самом себе.

— Возможно, — выговорил наконец, — мне было бы лучше в кавалерийском полку. Но в то время это был вопрос денег. Невозможно прожить на жалованье.

Кажется, она не совсем то имела в виду, потому что сказала с легкой усмешкой:

— Для мужчины, наверно, все совсем по-другому.