Memento - [44]

Она отлично держится, подумал Михал.

«Что мы делали на улице, где находится аптека? Михал искал там какого-то друга».

Вот это уже получше, мысленно возликовал Михал. Если за Евой ничего больше нет, ее должны выпустить. Он быстро листал дальше.

«Я была единственным ребенком в семье официанта. О том, где сейчас отец, не имею представления. Родители развелись, когда мне было два года. Мать, медсестра, отдала меня бабушке и дедушке. Кроме них, меня в детстве никто не любил. Дети смеялись над моими кривыми ногами, а потом из-за зуба, когда мне выбил его один мальчишка. Я не умела дружить с ребятами. Вскоре мать снова вышла замуж и взяла меня к себе, но и этот ее брак закончился разводом. Мой нынешний отчим — бывший шахтер, теперь он вербует людей на шахты. Он злобный, агрессивный, много пьет. Мы не выносим друг друга. Мне было до тошноты противно, когда он сидел в кухне в одном исподнем и сосал пиво. От него всегда несло перегаром. Мать тоже его боялась. Но никогда ему не перечила. Бывало, он напьется и орет, что я должна уважать его, потому что он — глава семьи, а мать мне слишком потакает и балует. Раза три он меня зверски избил. Он меня ненавидел. Замечал во мне только плохое. Когда был пьян, буйствовал, мать даже в милицию звонила, а то бы он нас забил до смерти. Она часто говорила о третьем разводе, но никогда бы на это не пошла. Вот почему я ходила в нашу компанию. Мне хотелось сбежать от этого ужаса».

Михал подпер подбородок и засмотрелся в никуда. Вернее, в зарешеченное окошко. Это была Ева, которой он не знал. Запуганный, никому не нужный ребенок. Она не очень любила рассказывать о своем детстве. Только однажды — тогда в Збраславе.

— Вы читаете? — вырвал его из задумчивости надзиратель.

Михал склонил голову над материалами следствия.

«Когда есть наркотики, про секс не думаешь. Конечно, я любила Михала. Но вообще-то не припомню, была ли у нас физическая близость. Наверное, да, когда не кололись. А если есть доза, секс вообще не нужен. Что мы делали, когда не было наркотиков? Не помню».

Ноготь впился между зубами. Михал в ярости сорвал его до мяса. Зачем это вранье? — думал он. Конечно, мы любили друг друга, но только когда ничего в себя не впихивали. А так — нет. Вдруг она правда не помнит? Любили или нет? Жили вместе или каждый сам по себе с наркотиком? Вот бы вечно читать это следственное заключение. Глазеть на своих знакомцев совсем с другой стороны. Прямо как в детективе.

Остается всего полдня. Изнуряющий страх — сколько дадут? — все сильнее. Холодный пот и сухость во рту. Смогу я перекантоваться эти несколько месяцев в тюряге? А может, лет?

Когда Михал добрался наконец до ответов Зденека, у него перехватило дыхание. Ограбление аптеки — лишь мелкий эпизод судебного дела! Жалкие попытки Рихарда отвертеться на новых и новых допросах.

В полном шоке Михал залез в фургон с решетками на окнах. Шофер и конвойный впереди. Еще пара десятков минут. Несколько мгновений жизни, которой я жил раньше.

Люди на улицах. Очередь перед магазином «Все для дома». Двое парней выносят оттуда холодильник с двойной камерой. Влюбленные в обнимку, словно они не в Праге, а где-то в лесу.

А ведь я сегодня увижу Еву! Еву, которая не помнит, любили ли мы друг друга.

Сквер. Дети в песочнице. Как же все могло так перепутаться?

Наручники можно было бы и снять. Разве хватит у меня силы удрать?

Блондинка с коляской остановилась посреди тротуара. С любопытством оглядывает конвоируемого преступника. Ну и ладно. Назидательный пример для всех. Скорее исчезнуть в подъезде, потом в коридоре районного суда.

Впрочем, и там полно людей, они оборачиваются мне вслед, словно я актер, который играет в многосерийном телефильме. Свою пожизненную роль. Только сегодня дурацкая серия. Смотри-ка, и она собрала в зале человек двадцать. Чтоб вас всех! Чего вам тут надо?

Совсем позади, у вешалки, мама. Одна. Отец бы этого не пережил. Честь семьи.

Двери снова открылись. Конвой вводит Еву.

Выдержала до самого конца?.. Трех-четырех секунд хватает, чтобы договориться глазами.

Еву, само собой, усадили на противоположном конце скамьи подсудимых. В середине — место для Рихарда.

Михал опустил глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом.

Неужели он не знает, что я читал протоколы со всем его гадством? Дичь какая-то. Ненавижу его, как никого и никогда в жизни. А ведь почти для всех в этом зале мы как родные братья. Торчки.

Прокурор, наверное, наш ровесник. Молодой человек с гонором, розовые щеки, ни тени усталости. Каждый вечер небось ложится ровно в десять. В шесть встает и целый день напрягается, как бы нас получше заловить.

Он излагает суду пункт за пунктом. Недозволенное производство и хранение наркотических веществ и ядов, хищение социалистической собственности, подделка рецептов, тунеядство. Спаси и помилуй. А Рихард? Соучастие в хищении социалистической собственности. Не те ли это лекарства, что он взял у нас? Причинение тяжких телесных повреждений, носящих характер истязания, совращение и растление несовершеннолетних.

Первый свидетель — Зденек.

— Вы можете рассказать нам подробности вашей встречи с Рихардом Ружичкой в ночь перед тем, как вы давали свидетельские показания в районном отделении милиции? — Судья улыбается, словно Зденек — его приемный сын.