MEMENTO, книга перехода - [8]

Огарки двух свечей

сливали свой огонь и превращали в звук

и кто-то Третий там, за далями ночей

настраивал струну не отнимая рук.

Мы в мире не одни.

Вселенная плывет

сквозь мрак и пустоту,

и как ни назови,

нас кто-то угадал.

Вселенная живет,

Вселенная летит

со скоростью любви

Встретимся Алаверды Окуджаве

Почему-то легче, если узнаешь

в горе чужом горе свое.

Мачеху-злодейку-судьбу не проклинаешь,

можно даже греться возле неё.

Да, такое вот у всех одинаковое горе.

Да, вот такая неизбывная беда.

Ворон по латыни кричит: Мементо Мори!

Королек не верит: Неужели Никогда?!.

Телом и вправду все в коробочку ложимся,

а душа-то любит побродить, погулять.

Ну куда ж мы денемся, куда разбежимся?

В новое оденемся и встретимся опять.

III. Римские плиты

Однажды, в бессонную полнолунную ночь я почувствовал себя находящимся одновременно и у себя дома, на диване, и в другом пространстве и времени: в древнем Риме, на одном из заброшенных кладбищ. Старые плиты, надгробья с надписями вдруг ожили и заговорили. Мне оставалось только записывать.

Первым читателем «Римских плит», еще в рукописи, был мой друг Александр Мень. Он сказал, что это больше, чем стихи.

И правда, не знаю, стихи это или что-то другое, хотя есть и ритм, и местами рифмы.

Дорожки Перехода исследуются здесь вживанием в души и судьбы людей давнего прошлого.

ПОДКЛЮЧЕНИЕ

голоса душ слышались мне как живые,

это была связь, передача, почти диктовка

я был на грани –

там и здесь,

я помню:

звук

сквозь точку

нес меня,

и время было отменено,

осталось удалить пространство,

но

в себя вернулся – и опять летел,

и крыльями задел за ветвь оливы,

и приземлился медленно, легко

на берег Тибра, выбритый ветрами…

Там, в роще буколической осоки

желтел какой-то холмик невысокий,

и цинии кудрявые цвели,

и кто-то бормотал из-под земли,

я слышал эти звуки, подлетая…

Замшелая плита лежит, влитая

в оскаленную почву. Вот ограда,

седой фонтан, ступени, часть фасада,

молчащий торс, кричащая рука,

плющом обвитый жертвенник Фортуны,

знакомый с детства профиль старика…

На лире каменной встряхнулись струны,

проснулась память. Первая строка

открыла веки

ФЛЕЙТИСТ

Имя мое, прохожий, не скажет тебе ничего,

а исчезать бесследно не хочется.

Был я Теренций флейтист.

Вот и пришлось назваться,

хоть смысла нет никакого

буквы пустые пустым подставлять глазам.

Будь ты и богом богов, не убедишь меня,

что прочитал эту надпись.

Чем докажешь, что жив?

Криком своим, сотрясением воздуха?

Кто не дышит,

в чужое дыханье не верит.

Если ты жив,

объясни, чего ради

жизнь продолжается,

сдунув меня как пылинку

и не заметив

НЕКТО ВРЕМЕН ПРОСКРИПЦИЙ

Приказ о вскрытии вен исполняя,

не позабыв завещать имущество

Приказавшему,

вспомнил, уже отходя,

о клетке со львом,

оставленной без присмотра.

Там мой голодный приятель сидит,

ожидая трапезы,

дверь не заперта,

Каска, будь добр, наведайся,

то-то обрадуется.

Я о тебе забочусь,

славный доносчик мой,

не мешало бы поразмяться

ДРУГ ГЛАДИАТОРА

Друг мой Валерий,

душа моя,

в теле твоем обитавшая,

осталась бездомной.

Твоя

в ребрах моих

еще поживет немного.

Сразимся,

а после встретимся

ЖЕНЩИНА [3]

Кроме любви, путник, ничто

жажду не утоляет.

Женщина я.

Чашу свою

допила.

Выпей и ты

свою

МЫСЛИТЕЛЬ

Не убеждай меня, Главк,

нет, и Луна не вечна,

выйдет положенный срок –

и пропадет вместе с небом.

Время сотрет следы,

надпись, как рану, залижет,

но восстановится все

в миг,

когда время умрет

ХОЗЯИН ВИННОЙ ЛАВКИ

Тит Виночерпий

приветствует вас, граждане.

Мимо пройдя, не забудьте:

бочка не бесконечна.

Есть, однако,

в подвале другая

ОНА И ОН

Пусть будет надпись сия

краткой, как жизнь

Сильвии непорочной.

Марк, твой вдовец,

с тобою отныне

и дни не торопит

ЛЕГИОНЕР

Стой.

Здесь похоронен

Фрозий Левша, легионер.

С Цезарем брал Британию.

Правой колол.

Левой рубил.

Пылью кровь останавливал.[4]

Меч, пустая мошна, плащ

и пробитый шлем

ЛЮБОВНИЦА МНОГИХ

Это я, Хлоя.

Шлюхой звалась за резвость,

ведьмой за мудрость.

Мрамор – последний любовник.

Лежать под ним вечно

РЕВНИВЕЦ С ИЗМЕНИВШЕЙ ЖЕНОЙ

Здравствуй, Гнезия, супруга.

Как дела, удобно ль спать?

Слышал я, актер Будила

приходил к тебе опять.

Евнух ныне он достойный

с пустотою между ног,

а со мной кинжал, которым

я обоим вам помог.

Не гонись за правдой, путник,

правда слишком дорога.

Из-под камня – справа, видишь,

пробиваются рога.

Положил, узнавши правду,

Курций Фалл меня сюда.

Лег и сам, дела закончив.

Вот и правда. Навсегда.

ДОЛГОЖИТЕЛЬНИЦА

Правнуков пережить

старая грымза сумела,

возраст свой, имя забыть.

Кажется, Гимна она.

Видно, судьба ей была

и умирать разучиться.

Не укуси её пес,

так бы и ныне жила.

ОТРОК-САМОУБИЙЦА

Я мальчик, я ребенок – видишь, путник?

Родиться мог и у тебя,

во времени твоем пожить уютней,

конец не торопя.

Но видишь? Смерть черты мои сковала.

Пришлось немного поспешить.

Я все забыл. Я все начну с начала.

Мне больно было жить.

МИНИФОРУМ У ПЛИТЫ ВЗРОСЛОГО САМОУБИЙЦЫ

– Достойнее с пира уйти самому,

чем ждать, пока выгонят,

не правда ли, гость?

– Согласен, да только скажи,

кто на пиру хозяин?

Хотел бы я это узнать,

любезнейший вышибала.

– В могиле узнаешь. Пока не выперли,

продолжай хлебать свое пойло.

– Я-то продолжу, а ты поскорее, приятель,

пожалуй сюда, под плиту.

– Из уважения к твоей глупости

уступаю тебе это место.

– Только после тебя. Помочь?