Memento Finis: Демон Храма - [4]

– Где барон? ― спросил его брат Целестин.

– Уехал засветло, ― ответил слуга, надевая на коня седло.

Монах протёр глаза и поднялся с земли, отряхнув свой плащ от кусочков земли и травы.

– До города далеко?

– Полдня пути.

Они быстро собрались в путь. Проезжая мимо могилы, монах остановил своего коня и грустно посмотрел на крест, наскоро изготовленный его слугой из молодой осины. На поперечной перекладине креста было коряво вырезано «Жак из Памье». Монах немного постоял, задумчиво разглядывая свежевскопанную землю с покосившимся крестом, и, оглянувшись, почти неслышно, видимо размышляя вслух, произнёс: «До встречи, мой Повелитель». Пришпорив коня, брат Целестин поскакал по дороге, догоняя ехавшего впереди слугу. На губах монаха играла странная улыбка.

Часть первая: Она и Он

Глава 1

13 июня 2003 года, Москва

Ночью я плохо спал, несколько раз просыпался, вертелся на кровати, пытаясь найти более удобное положение, и поправлял подушку. И каждый раз, когда я снова засыпал, вяло уткнувшись носом в подушку, мне снился новый сон. Беспокойство ночи порождало непонятную череду кратковременных и бурных сновидений. Я не мог запомнить ни одно из них, хотя и пытался это сделать всякий раз, проснувшись. Когда очередной мысленный толчок, раскидав бессмысленные картинки очередного сна, заставлял меня открыть глаза, я видел одно и то же – я видел тишину. Темнота, спрятавшаяся по углам комнаты, казалось, смотрела на меня и многозначительно молчала. Дёргался светлый тюль под слабым дуновением летнего ночного ветра. Тюль разрезал синий электрический свет ночного уличного фонаря на маленькие клеточки тени, которая постоянно меняла своё положение, свободно гуляя по комнате. Мне казалось, что сама тишина двигалась с помощью тени по моему жилищу. Каждое новое движение тюля, света, тени было завораживающе красиво. Ни один, даже самый слабый, звук не нарушал эту бесшумную пляску ночи и торжество тишины.

В этот момент, находясь в полудрёме, я особо чувствовал своё одиночество. Но это было не беспокойство покинутости, а благородное чувство одинокой успокоенности, когда ты понимаешь, что находишься вне сиюминутной заброшенности в мир, ты один, и ты один на один с собой, таким, какой ты есть. Мир скрыт в ночи, и только кружащаяся в тени тишина становится фоном твоего одиночества.

Созерцая пляшущую клетчатую тень, я не замечал, как снова приходил сон. Глаза медленно закрывались, и мозг, который напрочь не хотел отдыхать, находил себе новую бестолковую игрушку. Мозг, вырываясь из-под власти разума, активно развлекался, создавая свободный мир необязательных связей и иллюзий. Лениво бодрствующий разум со стороны наблюдал за этой вакханалией образов, пытаясь найти возможные правила этой непонятной ему игры. Но мимолётные образы ночи слишком дорожили своей независимостью и весело разрушали все схемы и связи, которые разум пытался выстроить, заключив сон в рамки определённости и предсказуемости.

Я помнил отдельные яркие образы этой сумятицы сновидений. И среди них особое место в эту ночь принадлежало улыбке. Мягкая, непонятная, немного печальная улыбка абсолютно незнакомого лица врывалась в сон деталью, проплывала ненавязчивым фоном, касалась кончиками губ моего горячего лба, гася очередную напряженность во сне. Это была особая улыбка, своей силой и яркостью подавляющая любой другой образ. Я чётко осознавал, что были лицо, нос, глаза у этой улыбки, но они всякий раз пропадали в необъяснимой мутности. Снова и снова всплывала та же самая картина сна. Улыбка тянула к себе, привлекала своим спокойствием, неповторимостью, своей всеобщей завершённостью и тотальностью представления. Казалось, именно улыбка управляла моими снами, определяла их особый смысл и череду сменявших друг друга впечатлений.

Когда в очередном наваждении сна, в которое я погрузился после краткого пробуждения, вновь появилась всемогущая улыбка, она вдруг стала медленно приближаться, пробуждая во мне необъяснимое чувство беспокойства. Мутное неопределённое лицо с неповторимой улыбкой становилось всё ближе и ближе к моему лицу. Лицо не имело никаких черт, граней, оно отдало всю свою силу недвижимой, завораживающей улыбке, которая медленно, но уверенно приближалась ко мне. И с этим приближением меня охватывало всё более глубокое, нервное чувство беспокойства. Когда это чувство вдруг приобрело формы ночного страха, я проснулся.

Уже наступило яркое июньское утро. Комната наполнилась солнечным светом и звуками. Я чувствовал себя разбитым, и мне это определённо не нравилось. У меня были большие планы на сегодняшний день, и я совсем не хотел, чтобы они были нарушены из-за беспокойной ночи, превратившей отдых в процесс противостояния разума и впечатлений. С разбитой головой я вылез из кровати и медленно побрёл в ванную. Тянуло обратно под одеяло, этому странным образом способствовало яркое солнечное утро, разрушившее тишину ночи. Но часы уже показывали десять, и надо было приниматься за дела.

Я принял холодный душ, который на время выбил из меня дремоту, наскоро сварил и выпил крепкого чёрного кофе, вернулся в комнату. Смятая неубранная постель, стулья с разбросанной одеждой и большой письменный стол, заваленный книгами и исписанными листками бумаги. За книгами и черновиками я откопал свой старенький ноутбук и включил его.