Мелодия Секизяба - [57]

Отец этим утром сидел на веранде, постелив под себя домотканый халат из верблюжьей шерсти и вёл степенную беседу с белобородыми стариками. Судя по его раскатистому смеху, настроение у него было прекрасное. Он оживлённо рассказывал что-то, то и дело поправляя на гладко выбритой голове красивую, вышитую шёлком тюбетейку.

Увидев подходящего Ташли-ага, Курбанова, Аймурадова, меня и тётю Дженнет, он умолк на полуслове. Видно, что появление полковника с женой застало его врасплох. Видно было также, что весёлое его настроение немного поубавилось. Внезапно он резке поднялся и двинулся к нам.

Не знаю, что подумал при этом Ташли-ага, но зная вспыльчивый нрав моего отца, он вышел вперёд:

— Ну, что, Поллы, свадебные радости уже закончены, или ты ещё принимаешь гостей? — спросил он отца то ли в шутку, то ли всерьёз. — А то вот мы с Алланазаром Курбановичем и с этими дорогими гостями хотели бы ещё раз поздравить тебя с таким событием, как свадьба сына.

— «Ещё раз» может мне сказать только Ташли, — заметил отец, подходя вплотную и протягивая руку. — А вот Алланазар на свадьбе вчера не был.

— Зато пришёл сегодня не один, а с гостем, которого ты, надеюсь, помнишь, — отшутился Курбанов.

Отец кажется, немного успокоился.

— Очень хорошо сделал, Алланазар, — важно произнёс он, словно давно уже ожидал полковника с женой в гости. — Очень хорошо. Наш уважаемый командир не из тех, кого мы забыли.

И он обменялся с полковником крепким рукопожатием. А затем протянул руку и тёте Дженнет, зажимая, по обычаю, существовавшему некогда, краешек рукава в ладони, хотя тётя Дженнет сделала вид, что не заметила этого и взяла отцовскую ладонь обеими руками.

— Желаю молодым счастья, — сказала она тихо и отвернулась, чтобы никто не увидел, как по её щекам покатились слёзы. После чего она пошла искать мою маму, а мужчины присоединились к степенной беседе со стариками.

Они пробыли у нас около часа, а когда ушли, отец, проводивший их до ворот, спросил меня с каким-то подозрением:

— Скажи, Ашир-джан, как ты думаешь, зачем они пришли к нем? Может быть они замыслили что-нибудь, что ты отказался жениться на их дочери? Они не стыдили тебя? Или, может быть, даже ругали?

— Ничего подобного не было, отец, — успокоил я его. — Они оказались здесь, и, узнав, что сын Поллы-ага женился, пришли тебя поздравить, — невинно ответил я.

— Так-то оно так, — покачал головой отец. Но свадьба-то могла состояться с их дочерью. А может, — вдруг пришла ему в голову другая мысль, — они поняли, что ты не женишься на их дочери и теперь заберут её с собой? Да, наверное, это так, а? Что ты на это скажешь, Ашир?

Но я промолчал. А отец, ухватившись за свою мысль, как это с ним часто бывало, тут же уверовал в неё и больше не возвращался к этому вопросу. К нему снова верулось хорошее настроение.

— Что-то ты в такое утро задумался, Ашир? — спросил он. — Может быть у тебя есть какое-нибудь желание? Скажи, и всё, что могу, я сделаю, ведь ты мой единственный сын. Идём, попьём чаю, и ты мне всё расскажешь.

— Я всё думаю о делах, отец.

— Это ещё что за новость? В день свадьбы — о делах. Обо всех делах предоставь думать мне.

— Я бы с удовольствием поделился с тобой, отец, своими заботами. Уверен, ты можешь мне помочь. Но как я уже говорил, это заботы деловые.

— Ва-ах, какой упорный, — заметил отец. — Весь в меня. Я тоже — если вобью что-нибудь в голову, пока не решу это, ни о чём другом думать не могу. Когда я начал разводить ранние помидоры…

— Моя забота не касается, к сожалению, помидоров, — начал я. — Дренажная вода, будь она проклята, — вот от чего лопается голова. Не дать этой воде пропасть понапрасну, использовать её, очистив от солей, употребить её снова, вернуть ей всю её силу…

Отец покачал головой.

— Нет, совсем заболел ты с этой водой. Это не дело, сынок. Займись чем-нибудь другим. Ведь ты даже чая себе не налил, это тоже вода, хотя и не дренажная…

— Нет, ты послушай отец. Допустим, мы преодолели все трудности, пропустили огромную массу воды через песок, очистили её от солей. Ты представляешь, какая огромная река оказывается в нашем распоряжении. Можно её очистить вторично — тогда, быть может, она пригодится и для водоснабжения, оставить так — ею можно оросить тысячи и тысячи гектаров новых земель, Но не поворачивать же эту реку вспять. Подумай, подскажи, ведь ты знаешь наши земли, как собственный двор.

Отец не торопясь потягивал свежезаваренный чай.

— А куда ты соберёшь эту воду, ты думал? Хотя бы просто соберёшь.

— Я думал о старом русле Узбоя, отец.

Отец ещё сделал несколько глотков. По его лицу была видна работа мысли. Он думал довольно долго.

— Если ты соберёшь воду в русле Узбоя, — сказал он и замолк. — Да, наверное, об этом можно подумать. Если вода твоя, допустим, дошла до Узбоя, — повторил он, — то можно считать, что она дошла и до Васа. А Вас — это как раз то место, куда рано или поздно должен прийти человек. Почвы там, насколько мне помнится, исключительно плодородны, поверхность ровная, как ладонь. Но там нет воды. Была бы вода — лучшего места для хлопчатника не найти. Если действительно все твои мечты — не пустая болтовня, над этим и думай. Там целина, а урожаи были бы наверняка вдвое выше средних.