Мелочи жизни - [139]

Изображаемый в разделе "На лоне природы и сельскохозяйственных ухищрений" "момент общественного разложения" есть в социальной истории России момент разложения старых феодальных сословий, формирования новых классов. Однако, хотя «предметом» Салтыкову, по его собственным словам, служит здесь "сельский экономический год", он развертывает свое социолого-экономическое исследование как художник, с поразительным знанием фиксируя детали деревенского быта – от крестьянской избы до дворянской усадьбы; иронически или сочувственно представляя индивидуальные человеческие судьбы, судьбы людей, неотвратимо и безжалостно захваченных процессом "общественного разложения".

Правда, в этом разделе «индивидуализация» весьма относительна, речь идет о «типах», "классах", к которым принадлежат те или иные индивидуальные явления или индивидуальности (характерно, что персонажи здесь зачастую не имеют имен). Этому принципу типизации соответствуют и наименования этюдов, продолжающие традицию обобщающего «физиологического» очерка.

Охарактеризованный принцип типизации положен в основу обобщающих характеристик персонажей также в разделах «Читатель» и "В сфере сеяния". Здесь от изображения итогов социальной истории России Салтыков обращается к анализу итогов русского политического развития, к анализу тем самым современного состояния учреждений и институтов, созданных реформами 60-х годов. Каждому из этих новых институтов или явлений Салтыков посвящает особый очерк в разделе "В сфере сеяния" ("сеяние", собственно, и означает, в иронической терминологии Салтыкова, деятельность на «ниве» новых учреждений). Каждое из них персонифицировано фигурой «сеятеля» – печать ("Газетчик"), суд ("Адвокат"), земство ("Земский деятель"), общественное мнение ("Праздношатающийся"). В очерках "Сережа Ростокин" и "Евгений Люберцев" раздела "Молодые люди" Салтыков касается и деятельности новейшей русской бюрократии.

Дважды обращается Салтыков к положению литературы и вообще печати в самодержавно-буржуазной России (раздел «Читатель», глава «Газетчик» раздела "В сфере сеяния"). В «Читателе» поднята тема, уже разрабатывавшаяся Салтыковым ранее, – положение «убежденной», то есть единственно отвечающей своему назначению, демократически-просветительской, литературы и, соответственно, "убежденного и желающего убеждать" писателя. Это положение в конечном счете зависит от отношения к литературе читателя. По этому принципу – отношение к «убежденной» литературе – Салтыков классифицирует, расчленяет читательскую массу. Речь идет о положении литературы в обществе и о прессе, соответствующей потребностям и интересам каждого из тех общественных слоев и вместе с тем читательских групп, которые символизированы "читателем-ненавистником", "солидным читателем", «читателем-простецом» и «читателем-другом». "Читатель-ненавистник" и "солидный читатель" близки по своей общественно-идеологической сущности и различаются лишь степенью активности в травле «убежденной» литературы.[102] Но особенно важны и проницательны суждения Салтыкова о «читателе-простеце», массовом читателе – порождении новой, пореформенной, буржуазной эпохи. Именно «с наступлением эпохи возрождения <то есть с отменой крепостного права> народилось, так сказать, сословие читателей, и народилось именно благодаря простецам». Социальная характеристика «простеца» следующая: он принадлежит «к числу посетителей мелочных лавочек и полпивных» (то есть к городскому простонародью, мещанству), но «занимает довольно заметное место и в культурной среде».

Две главные (кроме ряда других) особенности характеризуют «простеца»: во-первых, отсутствие "самостоятельной жизни" ("Равнодушный и чуждый сознательности, он во все эпохи остается одинаково верен своему призванию – служить готовым орудием в более сильных руках"); во-вторых, это "человек, не видящий перед собой особенных перспектив, кроме перспективы искалечения"; именно среди простецов более всего «искалеченных» или «калечимых» людей; в силу этого жизнь простеца всецело подчинена «самосохранению». Первое ("орудие в сильных руках") может сделать простеца социально опасным и требует резко отрицательной оценки; второе (перспектива "искалечения") открывает в бытии простеца истинный трагизм и вызывает глубокое человеческое сочувствие. (Указанная характеристика простеца позволяет отождествить его со "средним человеком".)

Именно «сословие» простецов создает все условия для расцвета и широкого распространения новой прессы, представленной «газетчиком» Непомнящим.

Салтыков выдвигает свою особую, чрезвычайно содержательную трактовку прессы этого рода и ее деятелей. Эта трактовка, подобно отношению Салтыкова к новому суду и земству, вызывала непонимание и недоумение у многих современников. Некоторыми своими – критическими – сторонами она, на первый взгляд, совпадала с нападками на новую прессу со стороны дворянской реакции. "Любой уличный проходимец, – писал, например, К. П. Победоносцев, – любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта, может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы большую, собрать около себя по первому кличу толпу писак, фельетонистов, готовых разглагольствовать о чем угодно, репортеров, поставляющих безграмотные сплетни и слухи <…> В массе читателей – большею частью праздных – господствуют, наряду с некоторыми добрыми, жалкие и низкие инстинкты праздного развлечения, и любой издатель может привлечь к себе массу расчетом на удовлетворение именно таких инстинктов, на охоту к скандалам и пряностям всякого рода".