Мелким шрифтом - [23]
Но жена не засмеялась. Мало того, она долго молчала, потом медленно, будто делала внушение ребенку, произнесла:
— Это мои коллеги, Фрэнк, и они замечательные люди. Относись к ним с уважением.
Вот тогда до меня дошло.
Я понял, что все переменилось.
Внутри, снаружи, от волос до души, — все подрезано, выпрямлено и выкрашено в черный.
С той минуты наш брачный договор утратил законную силу. А моя жена стала самой целеустремленной карьерист. кой в своей компании. Она столько сил положила, карабкаясь наверх, и забралась так высоко, что мышцы ног у нее заметно окрепли (впрочем, тут, возможно, сказалось ее увлечение велосипедом).
Я терпеливо ходил на занудные корпоративные ужины, бесподобно одетый и бесподобно остроумный. А в дуще мечтал об одном — покончить с собой[103].
Фрэнк, привет!
Помнишь, мы с тобой были в Амстердаме?
Налакались и оголодали до того, что решили позвонить и заказать на дом пиццу, но только я снял трубку, ты вдруг говоришь:
— Нет, постой, звонить в доставку — это слишком банально. Подождем: пусть доставка сама нам позвонит.
Буду краток: в общем и целом мы были весьма разочарованы тем, что служба доставки пиццы не имела ни малейшего желания сделать шаг навстречу клиентам.
С любовью и закусью,
Малк.
P. S. Не уверен, что ты в курсе, но ведь имейл работает не только в одну сторону: я могу посылать письма, но и в обратном направлении почта тоже действует. Как бы тебе это объяснить? Наверно, самый наглядный пример — улица с двусторонним движением: я посылаю имейлы тебе, а ты — мне. Блестящее техническое достижение нашего времени. Попробуй им как — нибудь воспользоваться.
P. P. S. Извини, я пошутил; скажу прямо: напиши мне, Фрэнк! Что там, черт возьми, с тобой происходит?
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ БЕЛОГО
Когда отношения между нами совсем испортились, жена ре. шила, что нам нужно начать с чистого листа. В ее мире это означало, что нам необходимо заново покрасить квартиру. «Этот проект нас сблизит», — заявила она. На деле надо бы. ло окрасить белые стены в тот же белый, но с другим от. тенком. (Квартиру это не освежило и улучшить наши отношения не помогло.) Даже трещины не удалось замазать наоборот, они стали еще заметнее. Мало того, мы потратили — совершенно впустую — целых две недели, решая, вернее препираясь, в какой оттенок белого покрасить белую квартиру. Абсурд!
Но Элис отнеслась к «проекту» очень серьезно.
Однажды наша перебранка зашла так далеко, что я заорал:
— Тебе что, квартира дороже меня?[105]
— Ой, только без сцен! — бросила она (так и не ответив на мой вопрос).
Мы просмотрели множество образцов с подробным описанием цвета, обсудили всевозможные изумительные на звания оттенков белого. «Белая вилла: полутон», «Белый чай: четверть тона», «Торнтон: одна восьмая тона», «Суперновая: полутон»[106].
Я накупил пробных баночек, клал на стену несколько мазков, потом садился и, глядя на три одинаково белых пятна, говорил:
— Не вижу никакой разницы.
В ответ жена кричала:
— Ты просто не различаешь цветов, вот и все!
— По — моему, с формальной точки зрения белый вообще не цвет, а оттенок, — парировал я.
— Сам ты на хрен оттенок! — вопила она.
Да, мы всерьез спорили, какой белый является настоящим белым.
После многонедельных размышлений мы наконец выбрали нужный оттенок белого; нам доставили полные банки, на дне каждой была наклейка: «В серийной партии краска может отличаться от оттенка в пробной упаковке»[107].
Когда я, не веря собственным глазам, сообщил это жене, она упрекнула меня — я, видите ли, недостаточно серьезно отношусь к самому процессу выбора[108].
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ РАБОТЫ МОЕЙ ЖЕНЫ
Моя жена зарабатывает тем, что составляет психологические характеристики на разных людей.
Она проводит психометрическое тестирование и сообщает компаниям, что это за люди. Очевидно, мы сами уже не способны разобраться. А ведь было время, когда мы доверяли собственным инстинктам. Теперь же специалистам вроде моей жены платят за то, чтобы они вообще не делали поправки на инстинкт: это лишний член в уравнении, охватывающем нынешнее обрюзгшее человечество[109].
Этот способ оценивать людей вгоняет меня в такую тоску, что я частенько запрещаю себе даже думать о нем — на глаза сами собой наворачиваются слезы.
Жена принуждает меня проходить тестирование. Я — ее подопытная морская свинка. О результатах не имею понятия, мне на них плевать. А ей совсем не плевать. Где — то в столе у нее лежит крупноформатная таблица — жена их обожает, — или диаграмма с идущей вниз линией, изящной, как лебединая шея, — это кривая моего регресса. Интересно, когда именно началось мое отлучение от благодати? Самому мне трудно определить момент, когда из яркого молодого человека я соскользнул в категорию среднестатистичсского, а затем и не поддающегося классификации объекта. Впрочем, моя жена, несомненно, могла бы указать эти стадии с точностью до дня.
В университете я был круглым отличником, учился легко, не напрягаясь, но был неукротимо честолюбив и неисправимо умен. Обожал тесты: по ним я судил о своих успехах, Жена познакомилась со мной, когда мои яркие способности достигли максимума, я был на пути к величию. Она решила, что я далеко пойду. А я не выдержал испытания. Яркость — вещь хрупкая. И настолько прозрачная и жесткая, что, когда мне стало не по силам соответствовать всеобщим ожиданиям, я сломался. Я был чистой воды университетский ученый, который заведомо не в ладах с реальным миром: люди, со своими запутанными этическими проблемами, только марают безупречную сферу напечатанных на чистой белой бумаге экзаменационных работ.
