Мелхиседек. Книга 2. Человек - [6]
Речь только осложняла бы жизнь и вредила человеку в его повседневных делах, поскольку его повседневные дела не выходили за план повседневных дел любого животного, которые и тогда успешно обходились и сейчас успешно обходятся без речи. Ему выгоднее было бы ее забыть, чем развивать. Но даже если бы речь и возникла каким-то дурным образом из потребностей человека, то она выражала бы собой только нынешнее, сиюминутное состояние человека, связанное с его текущей потребностью, а не с отвлеченными понятиями, в которых для добывания пищи и уютного обустройства и в настоящее время нет никакой пользы, не то, что в каменном веке.
В нашей же речи нет ничего, что было бы отголоском тех биологических потребностей, о которых нам говорят. В ней очень много таких слов, которые никак не связаны с проблемами выживания или добывания пищи. Именно эти слова наиболее многочисленны и употребимы, а самые простые слова, которые необходимы нам и по сей день, например, для ориентации в пространстве, отсутствуют. Даже сейчас нам недостаточно одного понятия "сзади". Что это значит: сзади справа или сзади слева? Выше или ниже пояса? Близко или далеко от нас? Живое или неживое? Движется оно или стоит? Движется оно к нам, или пусть себе движется по своим делам? Больше оно нас, или меньше? Представляет угрозу для нас или нет? То же самое можно сказать и о понятиях "слева", "справа", "впереди", "вверху". Сами по себе они ничего не выражают, кроме общего направления. Надо еще повернуть голову, посмотреть, оценить. Разобраться, принять решение. Затратить на все время. Если древний человек хотел жить и создавал для этого речь, то это, несомненно, были бы слова, отражающие все нюансы не только местоположения замеченного кем-то объекта, но и нюансы самого объекта, которые могут повлиять на твою продолжительность жизни, поскольку ты объекта еще не увидел. В этом случае, для спящего питона, висящего справа сзади над головой на ветке дерева, было бы одно "сзади" (смотри - не разбуди!), а для кабана, кидающегося слева сзади с увеличивающейся скоростью, было бы совсем другое "сзади" (немедленно уходи с поворотом вправо!). Такие бесполезные для себя слова, как просто "сзади" или "слева", человек не стал бы создавать. Они к нему пришли в той достаточной точности, которая делает жизнь опаснее, но интереснее. Причем этот интерес - не в интересах человека, поэтому и авторство слов, обеспечивающих этот неинтересный человеку интерес, полагается относить не к человеку.
В самой основе речи нет логически предполагаемой базы, на которой она естественным образом должна была бы строиться, создавай ее человек. Например, человек, создавая слова о цветах, не стал бы создавать для этого абстрактные понятия: зеленый, белый, черный, красный и т.д. У всех этих цветов есть мощная природная база для названий, которая почему-то ни одним народом не используется. Ни в одном языке нет понятия "травяной", как зеленый, "облаковый", как белый, "кровяной", как красный, "небовый", как голубой и т.д. Что естественнее было бы при первых попытках общения, чем передавать понятие о цвете с помощью того, что под рукой - травы, неба, крови, облаков, луны, ночного неба, засохшей травы? Наверное, всегда легче было бы быть понятым, если сказать для первого раза: "на вид, как трава", чем для этого же раза сказать "зеленый", а затем доказывать, что имел в виду при этом не что-то плохое про вашу маму, а только - "на вид, как трава".
Слишком много в речи отвлеченных от природных факторов слов и понятий, чтобы предполагать, что они случайны и продиктованы окружающей обстановкой того времени. Верх нигде не произносится, как что-то, связанное с положением головы или неба, так же, как и "низ" нигде не имеет связи в корнях с ногами или землей. Зачем такие абстракции, если есть свое тело, земля и небо, от общепонятного всем положения которых в пространстве можно легко ориентироваться при передаче информации? Где логика в том, что "горячий" имеет иной корень, чем огонь? "Теплый" не связан корнем с солнцем, а мокрый не связан со словом "вода"? Никакой распознаваемой человеческой логики нет ни в каких формированиях речи. Логической связи между корнями просто невозможно установить везде и всюду. Например, гром - огромный - греметь. Гром должен "грометь", а не "греметь", а греметь должен не гром, а "грем". А при чем вообще "огромный" и "громадный" в связи с громом, хоть греми, хоть громи, - никогда не разберешься. Ноги вообще должны быть "пешами", потому что передвигаются на них "пешком". А если оставить их все же "ногами", то следует не "бежать", а "ножить", то есть, быстро передвигать ногами, а не "бегами". А если, все-таки, мы будем бежать, то будем подразумевать - срочно искать убежище? Но тогда, как быть, если бежать не спасаясь, а просто в целях торопливости? Это ведь совершенно разные вещи - бежать убегая, и бежать, торопясь урвать поцелуй. Почему так получается? Сама речь отвечает собой на это "почему" и говорит, что она отталкивается не от конкретных предметов природы или от знаковых органов человека, а от какого-то абстрактного источника абстрактных понятий, логика которых не человеческая, а высшая.
Кто мы? Откуда? Куда идем? Такие вопросы издавна стоят перед нами, и издавна же человечество имеет на них готовый ответ, записанный в Священном писании. Правда, за последние полторы сотни лет сказанное в Библии много раз подвергалось сомнению. Многие возникшие за это время теории происхождения Вселенной, Земли и жизни на ней в корне противоречат всему, что записано в Книге Книг.Однако все ли следует принимать на веру, что говорится официальной светской наукой? Не существует ли возможности, что на самом деле все обстоит не так, как нас учили в школе? Может быть, про этот мир все уже давным-давно известно и эти знания доступны не только академикам, но и всем, кто захочет их воспринять?В «Мире», первой части серии книг под общим названием «Мельхиседек», Виктор Нюхтилин объявил крестовый поход против многих научных догм, в особенности против материализма, теории относительности и теории эволюции.
Еще одна книга Нюхтилина, как я понимаю вторая, практически чистая философия соединенная с физикой, но с удивлением ловлю себя на мысли, что все понимаю, и вспоминаю Воннегута: "Ученый, который не может объяснить чем он занимается пятилетнему ребенку, просто шарлатан". Нюхтилин умеет объяснить, следовательно сам понимает. Но как бы ни было, а как красиво думает этот человек!!! И тема так близка: случайно ли случайное и что такое случай?
Автор данной книги без всяких шуток категорически не рекомендует ее читать убежденным буддистам, мусульманам, ортодоксальным христианам, евреям, марксистам, атеистам, русофобам, членам религиозных группировок любого толка, обладателям научных степеней и просто крупным специалистам в областях естествознания или гуманитарных наук, а также тем, кто уже все про все знает и не хочет знать ничего другого.Данное предупреждение необходимо сделать не только потому, что содержание нижеследующих текстов может показаться им наивным, ошибочным или возмутительным.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.
Жизнь — это миф между прошлым мифом и будущим. Внутри мифа существует не только человек, но и окружающие его вещи, а также планеты, звезды, галактики и вся вселенная. Все мы находимся во вселенском мифе, созданным творцом. Человек благодаря своему разуму и воображению может творить собственные мифы, но многие из них плохо сочетаются с вселенским мифом. Дисгармоничными мифами насыщено все информационное пространство вокруг современного человека, в результате у людей накапливается множество проблем.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Михаил Наумович Эпштейн (р. 1950) – один из самых известных философов и теоретиков культуры постсоветского времени, автор множества публикаций в области филологии и лингвистики, заслуженный профессор Университета Эмори (Атланта, США). Еще в годы перестройки он сформулировал целый ряд новых философских принципов, поставил вопрос о возможности целенаправленного обогащения языковых систем и занялся разработкой проективного словаря гуманитарных наук. Всю свою карьеру Эпштейн методично нарушал границы и выходил за рамки существующих академических дисциплин и моделей мышления.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Основой этой книги является систематическая трактовка исторического перехода Запада от монархии к демократии. Ревизионистская по характеру, она описывает, почему монархия меньшее зло, чем демократия, но при этом находит недостатки в обоих. Ее методология аксиомативно-дедуктивная, она позволяет писателю выводить экономические и социологические теоремы, а затем применять их для интерпретации исторических событий. Неотразимая глава о временных предпочтениях объясняет процесс цивилизации как результат снижающихся ставок временного предпочтения и постройки структуры капитала, и объясняет, как взаимодействия между людьми могут снизить ставку временных предпочтений, проводя параллели с Рикардианским Законом об образовании связей. Сфокусировавшись на этом, автор интерпретирует разные исторические феномены, такие как рост уровня преступности, деградация стандартов морали и рост сверхгосударства.