Меланхолия - [40]

- Довольно, - хлопает в ладоши Тони и складывает аляпистую книгу. - Я хочу теперь слышать тебя, только тебя. Ты отвлекаешься на неважное, ты разучился читать знаки судьбы. Тебе нравится твой разбитый мирок и ты не собираешься перебираться в другой.

- Зато у меня нет иллюзий и нет ничего, кроме иллюзий. Я точно знаю цену всем этим слезам и улыбкам...

- Знаешь ли? - Тони становится страшной. Тони превращается в фурию. Я помню этот взгляд, за которым следует кровопролитие. - Знаешь ли?!

Пришла пора хлопнуть в ладоши. "Кобра" вильнула, обходя раскачивающийся задний прицеп трехвагонного гиганта, мерно пылящего по красноватой пыли, наметенной из окружающей пустыни, Сандра выругалась, а Сэцуке скорчилась на сиденье, обхватив книжку. Я уверен, что мы не успеем. Дорога должна быть пуста, но теперь мы не успеем и некуда свернуть с двухсотскоростной проселочной дороги, забитой в стальной пояс девственности, кроме как попытаться продолжить погоню за вялым вращением гигантских колес. Они могучими многоциферблатными часами отсчитывают мгновения возмездия, обещанного урока ангельской жестокости, мановением случая бросающей россыпь цветных стальных шариков под неловкие ноги чьей-то короткой жизни.

- Сандра! - кричу я и перегнувшись через спинку переднего кресла пытаюсь придержать или вырвать девчонку из того, что уже предрешено скрипом тормозов и замедленным движением летящей навстречу смерти. Руки не решили и не могут решить, что следует сделать, а потому неловкие движения бессмысленны и бесполезны. В окно ударяет чернильное облако выхлопной трубы грузовика и мир теряет определенность. Больше нет направления и устойчивых форм, звуков и покоя. Ветхая ткань уверенности рвется.

Тонированное стекло медленно-медленно покрывается трещинами, словно огненные змеи упали с небес и пустились в пляс смерти перед изумленными созерцателями, чья судьба предрешена, кто провис между двумя ничто в том редком чуде решающего мгновения, когда уже все дозволено, но еще ничего нельзя сделать. Пасть акулы цвета металлик неторопливо и с какой-то усталой элегантностью вгрызается в кровавую морду "кобры", подминает под себя приземистое тело, наплывая океанской громадой голодного каннибализма, все туже и туже опоясывая бесконечными рядами стальных зубов, криво торчащих из смердящей пасти, агонизирующую машину, не снижающую свой напор, потому что Сандра продолжает вбивать скорость в разорванные артерии проводов и вкладывать уверенность в расшатанную трансмиссию. У нас нет шансов. Сейчас нас снесут, подбросят в воздух легким толчком или хитростью подставят вихляющий хвост "кобры" под громадные циферблаты, на которых выбиты нули безвременья, - тут нет даже воли машины, только яростное, оскаленное лицо женщины, сквозь которое я вижу усмешку Тони и нереальное спокойствие яркой Сэцуке.

Зубы смыкаются на сердце и вспухает багровый шар, плотно упакованный в черные прожилки копоти, сдерживающие смерть на два лишних такта, после которых веселый молот бьет в стекло и наши лица сечет бритвенный дождь. Белесые метастазы спасения вздуваются на животах, подушки безопасности отбрасывают тела назад только для того, чтобы из занятой ложи увидеть красочность представления взлетающей в воздух металлической акулы, прошитой бесчисленными гарпунами взрывов и кусками распада избавляющейся от своей кожи змеи. То, что рядом, начинает удаляться в лазурную бесконечность и стальная девственность дороги не выдерживает, скручивается напряженными спиралями, визжащими и исходящими мелкой пылью предупреждающей краски. Дорога внезапно расширяется и мы следуем за неуправляемой силой, раскидывающей железные коробки грузовика и вздымающей перед собой ответную грозную волну раскаленной земли.

Тяжелый утюг выравнивает смятую миллионолетнюю ткань вечного пейзажа, прожигает ее до влажного основания, откуда выбиваются, выстреливаются мутные фонтаны скрытой воды, облегченно кричащие в небеса свои тайны, солнце пригасает и испепеляющий жар неохотно расцепляет свои объятия. Кровь выталкивается из порезов и заливает глаза, но исколотый мир, смятая рубашка обыденности ломает нечто в привычной оптике банальной трагедии и я вижу лицо Сандры, обвисшее искусственной маской, оплывшее, изорванное, - чужеродное покрытие, растрескивающееся как высыхающая эмаль и обнажающее что-то безумно знакомое и забытое.

- Сандра! - зову я, но звук лишь выплескивается изо рта горячей рвотой, пузырением исчерпанной жизни, от которой так непросто убежать.

Она что-то шепчет, но в моих ушах стоит рев рвущегося мира, взрывы всех войн впиваются в череп, и словно кто-то огромной кувалдой бьет по металлической крыше. Этот шепот стальными иглами впивается в глаза и я вижу красоту всех вещей, которые когда-либо существовали под солнцем. Коннотации страха и отчаяния окрашиваются в бархатистые тона изумрудного, бордового и черного сияния. Внешность принарядилась отсидеть случайное пиршество смерти. Как будто не движение, а анимация воспроизвела нашу жизнь, тонкую намагниченную ленту или просто хаос нулей и единиц.

Я склоняюсь ниже и слышу все-таки зов куклы: "Сэцуке!", и мне приходится оглядываться, чтобы обозреть взрыхленное поле случайной битвы. Красная скорлупа "кобры" усыпает красную землю, по которой то там, то тут прорастают огненные и зеленые травинки, играющие в непонятную игру. Дальше высится запутанная груда странных приспособлений - начищенных труб, зубчатых колес, свистящих клапанов, спаянных в меняющуюся мозаику чуждой жизни, которую невозможно охватить целиком и растерзанный взгляд выхватывает лишь абстрактные куски. Долгая дорога на океан, сквозь запутанные обломки миров и сознания...