Мексиканские рассказы для писателей - [8]

С этими громкими словами Мануэла ушла от Хусто, хотя прежде, чем аккуратно закрыть на ключ дверь, успела крикнуть ему: «Валенсийская паэлья на столе». О чем впоследствии не без ироничной гордости рассказывала подружкам.

Впрочем, о Хусто она старалась вспоминать как можно реже, боясь невзначай пожалеть его. Но однажды, перебирая свое белье, Мануэла среди мягких ворсистых полотенец, в которые они с Хусто так любили закутываться после ванны, нашла лист грубой, словно берестяная грамота, бумаги с застывшими навеки каракулями Хусто. Тот самый лист, где Эрнандо первый раз…

Дело было вечером. Закат своими лучами окрашивал прибрежные скалы. Море ласковыми набегами пыталось смыть эти чересчур яркие художества природы, стерев уже с лица земли детские песочные куличи и замки. Впрочем, отблески-царапины оставались на скалах, на глыбах персиков и апельсинов в ароматно благоухающем саду, постепенно погружающихся в тень, теряющих свой пышный цвет, но не строгий силуэт. И от всей этой картины Мануэлу бросало то в жар, то в холод, особенно когда она представила себе бедного Хусто, как он все эти месяцы искал среди кипы бумаг эту значимую для него и явно удавшуюся сцену любви Эрнандо и красивой незнакомки в саду. Она в панике расхаживала по комнате, ведь ей самой приходилось не раз участвовать в безуспешных раскопках Хусто, — что делать, что делать? И вдруг Мануэле, как прежде, до безумия стало жаль Хусто, и она, нарушив данное себе слово, взяла с тумбочки телефон-раковину и набрала номер своего брошенного супруга.

Совершенно обнаженной — ведь она собиралась принять ванну — Мануэла вышла на террасу родительского дома в Мурсии, чтобы сигнал мобильника быстрее и вернее нашел оглушенное ухо Мадрида.

— Алло, Хусто?

— Мануэла, это ты?! Что за сюрприз?!

— Постой, Хусто. Я, собственно, звоню, чтобы сказать тебе одну важную вещь, я случайно увезла один листочек твоей рукописи.

— Это тот самый эпизод с Эрнандо? — голосом, изменившимся так, что Мануэле даже показалось, будто этот голос эхом поднимается из карстовых пустот пещеры-раковины, спросил Хусто.

— Да. Надеюсь, ты на меня не очень сердишься. Поверь, я не хотела причинить тебе зла…

— Я так и знал, — сказал очень тихо после длительной паузы Хусто в трубку, или это помехи эфирного моря, накатывая волнами, приглушали его голос, — я так и знал, что ты покинула меня ради Эрнандо. Что ты изменила мне с ним.

— О чем ты таком говоришь?! — раздраженно воскликнула Мануэла. — Совсем с ума свихнулся со своей писаниной?

— Да, свихнулся, — устало сказал Хусто, — но теперь я знаю, как закончить свой роман. Теперь я знаю, где поставить финальную точку-аккорд.

— Ну и проваливай, — крикнула Мануэла в трубку и заплакала.

Ей было обидно слышать обвинения в свой адрес от человека, которого она так любила и которому так долго помогала и хотела помочь сегодня. И было обиднее вдвойне, потому что ей, словно маленькой девочке, вдруг жутко захотелось узнать, чем же закончится роман, которому было отдано столько сил и столько месяцев жизни. И это желание просто распирало ее изнутри, поднимаясь откуда-то из живота большой дрожащей волной, — но как узнать, если с Хусто вот-вот будет порвана всякая связь?!

— Ну и катись к черту, — крикнула Мануэла в трубку-раковину еще раз, хотя менее уверенно, — если не хочешь мне рассказать, чем же все-таки заканчивается роман, к которому я тоже имею некоторое отношение.

— Вы это мне, сеньора? — донесся до Мануэлы голос молодого садовника, которого мать наняла с утра. — Извините, сеньора, я ваш новый садовник Эрнандо, я лишь на секунду. Пришел взять из мастерской лопату. И совсем на вас не смотрю. Разве что одним глазком. Вы такая красивая, сеньора, что в вас невозможно не влюбиться. Невозможно не влюбиться, посмотрев даже одним глазком…

— Нет, не вам, — в растерянности поспешно воскликнула Мануэла, приближая трубку, сделанную в виде морской раковины, к уху. Еще не разобравшись, откуда этот голос доносится. Еще не разобравшись, что ее ждет впереди, после того как похожий на лезвие лопаты диск солнца, сверкнувший на миг из-за облаков, вновь вонзится в земляной горизонт: конец, продолжение или начало романа…

Суженый

1

Рамона Ривейра брала книги в библиотеке, чтобы почитать их перед сном. Любовные романы — ничего более, они являлись ее единственной отдушиной, ее сильной женской слабостью, ее солеными слезами, стекающими по рытвинам морщин к уголкам-канавам улыбающихся в блаженстве губ.

Да, книги стали ее друзьями, спасая от одиночества на закате лет. Но, как и любые настоящие друзья, они стали таковыми для нее не сразу. Сначала Рамона искала в книгах так не хватающих ей в жизни острых любовных ощущений, ассоциируя себя с одинокими героинями. Сравнивая их судьбу со своей судьбой, их черты со своими чертами. Этот процесс завлек ее настолько, что она уже не только сверяла каждый сделанный шаг, но и пыталась увидеть в сюжетах книг свое будущее. Теперь она уже гадала на книжной гуще, гуляла по буквенной чаще, распахивая любовный роман на любой прочитанной странице, и в первой же строке, куда падет взгляд, находила ответы на вопросы, которые себе задавала. Вот так постепенно из страстных ночных любовников книги превратились в постоянных, мудрых, всегда готовых прийти на помощь друзей, которым она стала верить больше, чем прогнозам гидрометцентра.