Механическое сердце. Искры гаснущих жил - [5]

– И да, – признался Брокк, – я не хочу ее отпускать. Это, в конце концов, нечестно! Я знаю, что не имею права ее удерживать, что у нее своя жизнь и… Эйо действительно его любит. А он сумеет о ней позаботиться, но…

– Но ты вновь останешься один?

Дитар достало сил прикоснуться к нему, отбросить прядь светлых, с рыжиной волос.

Вот что держало его рядом. Одиночество.

Пять лет тому именно одиночество привело его к дверям дома Дитар, раздраженного, колючего, почти готового возненавидеть весь мир. Он прикрывал искалеченную руку здоровой, смотрел исподлобья и скалился, едва удерживаясь на краю. А она, разглядывая его, пыталась понять, стоит ли связываться с опасным клиентом.

– Ты откажешься от других, – сказал Брокк тогда, бросив на стол горсть неограненных аметистов. В ярком свете газовых рожков они казались тусклыми, ненастоящими.

И Дитар, подняв самый крупный, лилово-бурый, поднесла к глазам.

– Можешь позвать ювелира, если не веришь. – Пес расположился в ее кресле. Он сидел скособочившись, пытаясь спрятать пустой рукав в тени.

Брокк был бледен и худ, почти истощен.

– Почему же, верю. – Дитар смела камни в ладонь и протянула гостю. – Этого слишком много. Даже с учетом того, что мне придется отказаться от других… гостей.

Его губа дернулась, и пес зарычал.

А Дитар вдруг увидела, насколько ему плохо. И пришел он к ней лишь потому, что больше не к кому было идти со своей болью.

Молодой какой…

И уже несчастный.

– Я собиралась пить чай. – Она поднялась, оставив камни на столе. – И буду рада, если вы составите мне компанию. Тогда и обсудим условия нашего с вами… сотрудничества.

Он встал молча. И так же молча шел за ней. А в бирюзовой гостиной, просторной и светлой, – прежде Дитар никого сюда не водила, сохраняя эту комнату за собой, – остановился у часов.

– Сломаны?

– Давно уже. Я купила их такими… глупо, конечно…

Зачем кому-то часы, которые утратили способность следить за временем?

– Но они красивые.

Бронзовая цапля застыла в причудливом танце. Птица изогнулась, запрокинув голову, почти касаясь посеребренным хохолком спины. Крылья были расправлены. Тонкие ноги прочно стояли на бронзовом шаре.

– Хочешь, починю? – Он не стал дожидаться ответа, пусть бы Дитар и запоздало кивнула. Брокк снял часы и, устроившись в кресле, вытащил из внутреннего кармана куртки футляр. Зажав часы между колен, он разобрал их одной рукой и надолго погрузился в хитросплетения пружин и шестеренок, казалось, не замечая ничего, что происходит вокруг. Лишь когда скрипнула дверь и в бирюзовой гостиной появилась Лили, отвлекся. А Лили застыла на пороге, не зная, может ли войти.

– Ты что-то хотела, дорогая? – Дитар остро чувствовала и смущение дочери, и страх ее, и странный к ней интерес со стороны гостя.

– Это твоя дочь? – Пес отложил часы, ссыпал на стол металлическую мелочь, которую держал в ладони, и поднялся. – Как ее зовут?

– Лилиан.

Дитар взяла дочь за руку, чувствуя, как начинает дрожать. Вдруг этот полудикий, замерший на краю пес захочет купить не ее, Дитар, но малышку?

Среди ее клиентов встречались и такие.

– Ли-ли-ан… красиво. – Он взъерошил короткие волосы и как-то неуклюже улыбнулся. – Что случилось, Лилиан?

Она же, сама сторонившаяся гостей, протянула ему куклу и кукольную голову.

– Сломалась.

Кукла была не новой, но любимой. Вот только веревки, на которых держались руки, ноги и голова, истончились. И кукла время от времени рассыпалась. А Дитар ее чинила. Она могла бы купить другую и покупала, а Лили благодарила, уносила новую подругу в комнату и вновь возвращалась со старой.

– Починить? – предложил пес.

– А ты умеешь?

– Умею. Дай сюда.

Лили посмотрела на мать, дожидаясь разрешения. И пес, видимо, ощутив страх Дитар, бросил:

– Вам нечего бояться. – Он потер квадратный подбородок и смущенно добавил: – У меня сестра младшая… приезжала… раньше… у нее тоже куклы ломались. Это быстрее, чем с часами. Только мне веревка нужна. Или толстая шелковая нить. И… чтобы вы ее подержали.

Он остался в доме до позднего вечера. Сначала возился с куклой, затем – с часами. Он пил чай и слушал, как Дитар играет на клавесине. И на ужин остался.

И когда в дверь позвонили, сам открыл.

Что он сказал клиенту, Дитар не знала. Но вернулся вновь злым, оскаленным:

– Теперь тебя содержу я. Других в этом доме не будет. Ясно?

– Да.

Он ушел за полночь, а вернулся на рассвете и, сунув Дитар букет – смешной, кто носит содержанке цветы? – спросил:

– Лили встала?

– Еще нет.

– Я ей куклу принес. Новую.

Альвийскую. Хрупкую. Сделанную из какого-то особого дерева, которое казалось на ощупь теплым и мягким. Оно и цвет имело розоватый, отчего кукла выглядела до ужаса живой. Маленькая леди в роскошном платье с турнюром, в крохотных перчатках и туфельках с бабочками. В руке кукла держала зонт от солнца, а шею ее украшала тройная нить жемчужного ожерелья.

Кружево. Серебро.

И удивительно тонкая работа.

– Это… очень дорогой подарок. Спасибо, но… не стоило.

Пес сунул куклу в руки Дитар и потребовал завтрак. От обеда он тоже отказываться не стал. Тогда он проводил в ее домике много времени, постепенно успокаиваясь.

Ему не нужна была любовница. Ему требовалась семья.