Механический мир. Дилогия - [58]
Николай встретился глазами с Юбером. Тот едва заметно пожал плечами.
«Банкуйте, мистер — так, кажется, говорили в армии Потомака? Хорошие были времена, простые и незатейливые: всего-навсего, Гражданская война, и никаких вам хитроумных монахов-буддистов, „слёз асуров“ и тварей с приращёнными лапами. И, главное — совершенно никаких йети!»
— Что ж… — русский передвинул на колени кобуру и стал засовывать в неё пистолет. — Будем считать, договорились. Но у меня встречное условие — вы подробно, без утайки, рассказываете, как злоумышленник смог похитить «слёзы асуров». Иначе нам придётся спускаться без вашей помощи — но и вы будете разыскивать создателей этих тварей самостоятельно. И я не уверен, что у вас будет так уж много шансов на успех!
Нижняя платформа пострадала не так сильно. Часовню, правда, снесло рушащимися сверху обломками, погиб монах-смотритель. А вот от помоста остался изрядный кусок, на котором с удобствами могли разместиться с десяток человек. Русский с Юбером устроились на самом краю, за обломками подъемника.
Йети держались подальше от путешественников, на другом конце платформы. Впрочем, путешественники уже начали привыкать к «снежным людям», тем более, что их помощь оказалась совсем не лишней. Последние триста футов перед площадкой дались особенно тяжко: поднялся ветер и, хотя нижнюю часть тропы прикрывал от ярости стихии утёс, они с трудом удерживались на узком карнизе. О том, что творилось выше, не хотелось даже думать. Монах оказался прав: задержись они с выходом на час-другой, их попросту сдуло бы в пропасть.
Но теперь мытарства остались позади. На площадке ветер почти не ощущался — можно отдохнуть, перекусить лепёшками-чапати, захваченными из монастыря, а заодно, не спеша, обстоятельно побеседовать с новым попутчиком.
То, что поведал воздухоплавателям монах, мягко говоря, не отличалось правдоподобием. Можно с уверенностью утверждать: расскажи кто-нибудь такую байку в парижском кабачке — её объявили бы забавной беспардонным враньём. Но увы, Европа осталась далеко, а вокруг творятся вещи и поудивительнее — такие, что любой редактор журнала, печатающего романы с продолжением о приключениях, разбойниках и роковых кладах, удавился бы от зависти. Или нет — немедленно предложил бы рассказчику гонорар за четыре полосы в каждый номер, и половина авансом, господа!
Итак, два месяца назад в монастырь заявился визитёр. Неизвестно, как он оказался на утёсе — никто не видел, чтобы это человек поднимался по «тропе йети». Надо ли говорить, что ничего, хотя бы отдаленно напоминающего аэростат или иное средство перемещения по воздуху, вроде мифической птицы гаруды, при нём не было?
На вопрос русского — почему незнакомца не заставили рассказать, как он сумел подняться в монастырь? — последовало ледяное молчание. Похоже, монах не понял вопроса: они поступили так, как требовала традиция, точно так же приняли бы любых гостей, и неважно, свались те с неба, вознеслись на утёс на облаке или вышли из скалы. В Лаханг-Лхунбо никого не интересовало, как люди попадали туда — главное, зачем они пришли.
Итак, чужак постучался в двери и заявил, что намерен стать послушником. С ним не спорили: у каждого свой путь, и уж если человек сумел добраться до обители, значит такова судьба. А дело монахов — подчиниться и принять гостя, безропотно и смиренно.
Новичку выдали монастырское облачение, провели через положенные ритуалы. Некоторое время он старательно исполнял обязанности послушника: трудился по хозяйству, проводил предписанное количество часов в медитации, и вместе с другими послушниками внимал наставлениям старших монахов. И, как и другие, вскоре был допущен в святая святых Лаханг-Лхунбо — в «священный грот», пещеру.
Обычным паломникам туда хода не было, если кто-то хотел поклониться одной из святынь, её выносили из пещеры и помещали в особый зал, где жаждущие вкусить благодати могли предаваться этому без помех и под строгим надзором. На послушников запрет не распространялся: зачем скрывать что-то от тех, кто гарантированно проведёт в монастыре остаток жизни?
Но у новичка, как выяснилось, были иные намерения. В один далеко не прекрасный день он перебил монахов, стерегущих реликварий, взорвал динамитом решетку из загадочного «небесного металла» и похитил ларец со «слезами асуров». И, прежде чем уцелевшие стражи успели поднять тревогу, негодяй доволок добычу до края пропасти, откуда уже лезли люди-гекконы.
Что произошло дальше, путешественники видели своими глазами. Многое подтверждало рассказ монаха: и четырёхпалые следы и трупы людей-гекконов и даже сведения, полученные от Саразена. И всё равно: канадец не мог отделаться от ощущения, что они участвуют в каком-то запутанном спектакле — и далеко не на первых ролях…
— А чтобы убедить вас, что я говорю правду — вот!
Монах извлёк из складках сангати маленький свёрток.
И снова, как в далёком мае 1871-го года, Николай испытал чувство дежа вю. Когда-то он чуть ли не наизусть цитировал многие романы Жюля Верна, и сейчас нужные строки сами собой всплыли в памяти:
