Механический апельсин - [18]

Тут послышался звук вроде другой полицейской сирены, пронесшейся мимо нас, но в другом направлении.

— Это за теми ублюдками? — спросил я. — Вы их возьмете, вы ублюдки?

— Это скорая помощь, — ответила толстая шея. — За старой леди, твоей жертвой, грязный негодяй.

— Это все они виноваты, — кричал я, моргая глазерами от боли. — Эти ублюдки сейчас пьянствуют в "Герцоге Нью-Йоркском". Заберите их, чтобы вы сдохли, пидоры вонючие.

В ответ опять был смэхинг и опять малэнкий толтшок, братцы, прямо в мой бедный большой ротер. Тут мы приехали в эту вонючую роззовскую шарашку, они высадили меня из авто пинками и тычками и толкнули к ступенькам наверх, и я знал, что мне придется провести хорошенькое время с этими вонючими грязными ублюдками, разрази их Богг.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Меня втащили в ярко освещенную контору с побеленными стенами; там стоял сильный запах — смесь больницы, сортира, пивного духа и дезинфекции — все это исходило из каталажки, тут рядом. Было слышно, как зэки в камерах ругаются и поют, и мне почудилось, что я слышу, как один орет:

"И я вернусь к тебе обратно, дорогая,

 Когда тебя уже не будет здесь".

Но голоса мильтонов велели им заткнуться, и послышался звук, будто кое-кому дали вэри хор-роший толтшок, и потом: "Оуууууууууууу!"; это был вроде голос старой пьяной цыпы, не мужской. Со мной в кэнторе было четыре мента, все они громко хлебали чай /на столе стоял большой чайник/, сопели и рычали над своими большими грязными кружками. Мне не предложили. Зато дали мне, братцы, паршивое старое зеркало посмотреться, и правда, я был уже не ваш хорошенький Рассказчик, а настоящее страшилище: ротер распух, глазеры красные, да и сопатку немного раздуло. Тут был вэри хор-роший смэхинг, когда они заметили мой испуг, и один сказал: "Красив, как греза любви". Потом пришел главный мильтон со звездами на плоттерах /чтоб было видно, как высоко он забрался/ увидел меня и сказал: "Хм". И тут они начали. Я заявил:

— Я не скажу ни одного слова, пока здесь не будет мой юрист. Я знаю закон, ублюдки.

Ясно, тут все они вэри громко заржали, а главный мент со звездами сказал:

— Ол райт, мальчики, покажем ему, что мы тоже знаем закон, но что знание закона — еще не все.

У него был джентельменский голос, и говорил он очень устало. Он кивнул с другерской улыбкой одному вэри большому и толстому ублюдку. Этот большой жирный ублюдок снял свой китель, на котором был виден застарелый пот, потом не торопясь подошел ко мне, и я почувствовал запах молочного чая, который он пил, когда он открыл ротер в вэри усталой усмешке. Он был не слишком хорошо выбрит для розза, под мышками рубашки виднелись пятна засохшего пота, да и серой из ушей от него пахло, когда он подошел ближе. Потом он сжал свой вонючий красный рукер в кулак и врезал мне в живот, что было нечестно, а все прочие менты смеялись до упаду, кроме главного, который все улыбался этой усталой усмешкой, будто ему надоело. Мне пришлось прислониться к беленой стенке, пачкая белым шмотки, стараясь снова вздохнуть в страшной боли, а потом мне захотелось стошнить тем тягучим пирогом, что я съел до начала вечера. Но я не мог допустить такого — облевать весь пол и сдержался.

Потом я увидел, что этот жирный вышибала поворачивается к своим другерам-ментам, чтоб хор-рошенько посмеяться над тем, что он сделал, и тут я поднял правый ногер и прежде, чем они могли крикнуть ему и предостеречь, я здорово пнул его в голень. Он заорал, как зарезанный и я запрыгал вокруг.

Тут уж они все по очереди кидали меня от одного к другому, как живой мяч, братцы, и били кулаками по яблокам, и по ротеру, и в живот, и пинали, и наконец мне пришлось стошнить на пол, причем я, как дурмен, даже сказал: "Простите братцы, это получилось нехорошо. Простите, простите". Но они дали мне кусок старой газеты и заставили подтереть это и засыпать опилками. А потом сказали, почти как старые добрые другеры, чтоб я сел, нам надо спокойно поговорить. Тут вошел П.Р. Делтойд посмотреть, ведь его шарашка была в том же здании. Он выглядел очень усталым и грязным и сказал: "Итак, это случилось, Алекс, мальчик, да? Как я и думал. Ох-ох-ох, да." Потом обернулся к ментам и сказал:

— Добрый вечер, инспектор. Добр-вечер, сержант. Добр-вечер, ребята. Ну, это дело для меня закончено, да. Ого, а мальчик выглядит плохо, не так ли? Взгляните, в каком он виде.

— Насилие ведет к насилию, — ответил главный мент благочестивым голосом. — Он сопротивлялся законному аресту.

— Это дело закончено, да, — повторил П.Р. Делтойд. Он смотрел на меня вэри-холодно, как будто я стал вещью, а не избитым, измученным, окровавленным тшэлловэком. — Думаю, завтра мне надо быть на суде.

— Это не я, братец, то есть сэр, — сказал я, чуть не плача. — Поговорите за меня сэр, ведь я не такой уж плохой, меня завлекли и предали другие, сэр.

— Поет, как соловей, — сказал главный розз, усмехаясь. Здорово поет, ничего не скажешь.

— Я поговорю, — холодно ответил П.Р. Делтойд. — Я буду там завтра, не беспокойся.

— Если хотите дать ему по челюсти, сэр, — сказал главный мент, — не стесняйтесь. Мы подержим его. Думаю, что он для вас — еще одно большое разочарование.