Мегрэ в кабаре «Пикрат» - [6]

Зато была целая коллекция туфель, почти не ношенных, на фантастически высоких каблуках. Видимо, Арлетта питала страсть к такой обуви, но ноги имела слишком нежные, чтобы их носить.

В сумочке — пудреница, ключи, губная помада, паспорт, носовой платок. Паспорт Мегрэ положил в карман. Ему стало не по себе в этих двух жарко натопленных комнатках. Он обратился к Жанвье:

— Подожди прокурора, а я сейчас вернусь. Да, скоро приедут эксперты.

Так как конверта не нашли, он сунул фотографии в карман пальто, улыбнулся Лоньону, которого коллеги прозвали Растяпой, и повернул к выходу.

В этом доме им предстояло долго работать. Нужно было опросить всех жильцов, а среди них и толстую женщину в бигуди, которая, наверное, интересуется жизнью соседей и, может, видела убийцу, когда он шел наверх либо возвращался обратно.

По дороге Мегрэ зашел в привратницкую, попросил у мадам Буэ разрешения воспользоваться телефоном, который стоял у кровати под фотографией ее мужа в полицейском мундире.

— Люка уже вернулся? — спросил он, дозвонившись до Уголовной полиции.

И он продиктовал данные из паспорта Арлетты дежурному инспектору.

— Свяжись с Муленом. Нужно установить, есть ли родственники, или люди, которые ее знали. Если родные живы, нужно их уведомить. Наверное, захотят забрать тело.

Он шел по тротуару поднимающейся в гору улицы Пигаль, когда услышал шум автомобиля. Это приехал прокурор. Сейчас примчатся эксперты. Мегрэ предпочитал, чтобы два десятка человек топтались в двух маленьких комнатках, откуда еще не убран труп, в его отсутствии.

Налево была пекарня, направо — винный магазин с желтой вывеской. Ночью кабаре «Пикрат» было хорошо заметно из-за своей яркой неоновой вывески. Днем наоборот можно пройти мимо, не догадываясь о существовании этого заведения.

С улицы были видны только дверь, витрина и понуро висящие там фотографии. В такую погоду они производили двусмысленное впечатление.

Минул еще только полдень и Мегрэ удивили открытые двери. В центре зала горела одна лампа, и какая-то женщина подметала между столиками.

— Я могу видеть хозяина? — спросил Мегрэ.

Она, держа в руках щетку, спокойно посмотрела на него и произнесла:

— По какому вы делу?

Я хотел бы с ним поговорить.

— Он спит. А я — его жена.

Ей было лет пятьдесят, а может, и побольше. Полная, но подвижная женщина с красивыми карими глазами на одутловатом лице.

— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.

Она не выразила беспокойства.

— Прошу садиться.

Внутри царил полумрак, а красные стены казались черными. Только бутылки в баре, расположенном у самого входа, блестели, отражая дневной свет.

Зал был продолговатый, с низким потолком. Узкая эстрада для оркестра, пианино, аккордеон в чехле, а вокруг площадки для танцев располагались на расстоянии полутора метров друг от друга перегородки, отделяющие нечто вроде лож или отдельных кабинетиков, где посетители могли чувствовать себя в уединении.

— Я должна разбудить Фреда?

Она была в тапочках и сером халате, надетом на поношенное платье, еще не умывалась и не причесывалась.

— Ночью вы тоже здесь бываете?

Она ответила просто:

— Я обслуживаю туалеты и готовлю, когда посетители что-го заказывают.

— Вы живете тут же?

Наверху. Из кухни к нам ведет лестница. Еще у нас есть дом в Бурживале. Мы ездим туда, когда закрываем кабаре.

Внешне женщина выглядела спокойной, хотя наверняка была заинтригована посещением важного полицейского чина. А может, уже привыкла к таким визитам и сейчас терпеливо ждала.

— Как давно вы содержите это заведение?

— Через месяц будет одиннадцать лет.

— И много бывает народу?

— Это зависит от дня недели.

Мегрэ увидел афишку и прочитал: «Finish the night at Picratt’s the hottest spot in Paris». Он помнил немного по-английски и перевел: «Завершите ночь в „Пикрате“, в самом возбуждающем месте Парижа». Слово «возбуждающий» не совсем точно передавало аромат английского текста. Там было точнее: «самое жаркое место в Париже», в буквальном значении этого слова.

Женщина не изменила выражение лица.

— Мсье выпьет чего-нибудь?

Но, сказав это, она сразу поняла, что комиссар откажется.

— Как вы распространяете эти проспекты?

— Даем портье в дорогих отелях, а они подкладывают афишки своим постояльцам, прежде всего американцам.

Поздно ночью, когда иностранцы, уже посетив самые популярные рестораны, не знают, где им убить остаток ночи, Кузнечик крутится вокруг и раздает им эти рекламки, а иногда сует в машины и такси. Понимаете, мы открываем тогда, когда другие уже заканчивают работу.

Мегрэ понял. Здешняя клиентура складывается из людей, которые всю ночь волочились по Монмартру и, если не находили ничего интересного, пытали счастья в «Пикрате».

— Они приходят уже в большом подпитии?

— Конечно.

— Много их было последней ночью?

— Это был понедельник. По понедельникам у нас никогда много не бывает.

— С того места, где вы находитесь, видно, что делается в зале?

Она показала ему в глубине, слева от эстрады, дверь с табличкой: «Туалет». Другая, точно такая же, справа, была без обозначения.

— Я почти всегда там. Мы вообще не подаем горячих блюд. Но иногда гости заказывают луковый суп, ветчину или лангустов. Тогда я на минуту выхожу на кухню.