Мегрэ в кабаре «Пикрат» - [31]

— Вы допускаете, что у него была связь с хозяйкой?

— Не прошло и двух дней после смерти графа.

— Откуда вы знаете?

— Я видела, как он утром выходил из ее спальни. Это одна из причин моего ухода с «Оазы». Когда слуги начинают спать в господских постелях — это конец всему!

— Оскар пробовал хозяйничать?

— Делал, что хотел. И прекрасно знал, что ему никто не может помешать.

— Вам не приходило в голову, что графа могли убить?

— Это не мое дело.

— Но ведь вы думали об этом?

— А полиция, что, не думала? Иначе для чего нас допрашивали?

— Это мог сделать Оскар?

— Я этого не утверждаю. Это могла сделать и графиня.

— Вы все время работали в Ницце?

— В Ницце и в Монте Карло. Я люблю южный климат и сюда приехала только из-за того, что моим новым хозяевам захотелось пожить в Париже.

— Вы никогда не слышали о графине, после того, как ушли из «Оазы»?

— Пару раз встречала ее на улице. Но у нас с ней разные дорожки.

— А там, на юге, не встречали больше Оскара?

— Нет, там — ни разу. Он, по-моему, сразу уехал.

— Но зато встретили его здесь, и недавно. Опишите его, пожалуйста.

— Сразу видно, что вы из полиции. Думаете, что когда сталкиваешься с кем-то на улице, запоминаешь, как он выглядит?

— Оскар постарел?

— Как все мы через пятнадцать лет.

— Ему сейчас около пятидесяти…

— Я старше его на десять лет. Еще немного поработаю и уеду в Кань. Я себе там купила маленький домик. Уеду и буду готовить только для себя. Крутые яйца и котлеты.

— Вы помните, как был одет Оскар?

— Здесь, в Париже?

— Да.

— Он был в темном, именно в чем-то темном, а не в черном. Теплое пальто. Перчатки. Я хорошо запомнила перчатки. Выглядел просто шикарно.

— А волосы?

— Зимой никто не ходит без шляпы.

— Виски седые?

— Вроде бы, но не это меня поразило.

— А что?

— Он потолстел. Всегда был широкоплечим, часто разгуливал голый до пояса, чтобы продемонстрировать женщинам свои мускулы. В одежде, дескать, их не видно. А в тот раз, на Клиши, если это был, конечно, Оскар, он стал просто, как бык. Шея толстая. И как будто еще меньше ростом.

— Вы ничего не знаете об Антуанетте?

— Она умерла. Вскоре после моего ухода от графини.

— От чего?

— Криминальный аборт. Так, по крайней мере, говорили.

— А Мари Пинако?

— Не знаю, что с ней сейчас, а когда я ее видела последний раз, она приставала к мужчинам на бульваре, в Ницце.

— Когда это было?

— Года два назад. Да и раньше она уже…

Кухарка вдруг спросила:

— А как убили графиню?

— Задушили.

Розали ничего не сказала, но Мегрэ понял: это похоже на Оскара.

— А другая женщина — кто? — теперь вопросы задавала она.

— Девушка из кабаре. Вы не могли ее знать: ей было всего двадцать лет.

— Благодарю за напоминание о моем возрасте.

— Я не это хотел сказать. Просто эта девушка родилась в Лизьё и у нас нет сведений о ее пребывании на юге Франции. Известно только, что когда-то она лечилась в Ла Бурбуль.

— Это недалеко от Мон-Доре?

— Да, в Оверни.

Розали посмотрела на Мегрэ с неожиданно появившейся решимостью во взгляде.

— Раз уже начала закладывать… — вздохнула она. — Оскар родом из Оверни. Не знаю точно, из какого города, но выговор у него был, как у уроженца тех мест. Когда я хотела его разозлить, то называла смолокуром. Он просто бледнел от злости! А теперь, будьте добры, уходите. Мои господа через полчаса будут садиться за стол и у меня больше нет времени на разговоры.

— Я, наверное, еще загляну к вам.

— Да, но с условием, что будете таким же обходительным, как сегодня. Как вас зовут?

— Мегрэ.

Комиссар увидел, как девочка вздрогнула, она наверняка читала газеты. А кухарка никогда не слышала о его существовании и принимала его за обычного полицейского.

— Вас просто запомнить, вы — такой солидный мужчина. Да, еще об Оскаре. Он не такой полный, как вы, но зато на целую голову ниже.

— Благодарю вас.

— Не за что. Но если вы его арестуете, я не хотела бы, чтобы меня вызывали в полицию. Хозяевам это не понравится. Да и в суде часто задают такие вопросы, чтобы выставить человека на посмешище. Мне один раз приходилось выступать свидетельницей, и я дала себе слово, что это было в первый и последний раз. Так что прошу на меня не рассчитывать, — и она спокойно закрыла дверь.

Мегрэ прошел два квартала, пока не нашел такси, на котором поехал домой обедать. На набережной Орфевр комиссар появился только полтретьего, когда снегопад прекратился, и улицы покрывал тонкий слой скользкого, как растопленный вазелин, льда.

Когда Мегрэ открыл дверь «уголка грешников», там было темно от дыма, а в пепельнице лежала целая гора окурков. На подносе комиссар увидел недоеденные бутерброды и пять пустых кружек.

— Выйди ко мне на минуту, — обратился Мегрэ к Торрансу.

Когда инспектор зашел в кабинет патрона, то простонал, утирая пот со лба:

— Этот парень меня просто прикончит. Он как тряпка, а сломать его я не могу. Два раза мне казалось, что он раскалывается, но… Все-таки он что-то скрывает. Больше я не могу. Он так меня допек, что получил по морде. И знаете, как отреагировал?

Мегрэ не ответил.

— Начал скулить, схватился за щеку: «Мсье такой злой!» Но еще раз заехать не могу: это его только возбуждает, а мне противно.

Комиссар не смог скрыть улыбку.