Мегрэ расставляет ловушку - [24]

Все затаили дыхание. Она побледнела, когда поняла, в чем дело, и осознала, какая ответственность ложится на ее плечи. Эта мысль так огорошила ее, что она готова была расплакаться.

— Не спешите, — посоветовал ей комиссар ободряющим тоном.

— Это он, не так ли? — пробормотала она.

— Вам это лучше знать, чем кому-либо. Ведь вы единственная, кто видел его.

— У меня впечатление, что это он. Я уверена в этом. И все же…

— Что все же?

— Я хочу посмотреть его в профиль.

— Встаньте в профиль, господин Монсин.

Он повиновался, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Теперь я почти совсем уверена. Он не так был одет. Совсем другое выражение глаз…

— Сегодня вечером, мадемуазель Жюссеран, мы привезем вас на то место, где вы видели своего обидчика. Посмотрите на него при том же освещении и, может быть, в той же одежде.

Инспектора уже обшаривали все закоулки Парижа в поисках злополучного костюма.

— Я вам больше не нужна?

— Нет. Спасибо. А вы, господин Монсин, можете сесть. Сигарету?

— Спасибо. Я не курю.

Мегрэ оставил его под присмотром Лапуэнта, приказав не спрашивать ни о чем, не разговаривать с ним и отвечать уклончиво, если тот все-таки о чем-нибудь спросит.

В кабинете инспекторов комиссар увидел Лоньона, пришедшего за указаниями.

— Пройди в мой кабинет и посмотри на всякий случай на типа, который там находится вместе с Лапуэнтом.

А он тем временем позвонил судье Комельо, зашел на минуту к начальнику управления, чтобы ввести его в курс дела. Потом нашел задумавшегося Лоньона, словно тот тщетно пытался что-то вспомнить.

— Ты знаешь его?

Лоньон работал в комиссариате квартала Гранд-Карьер уже двадцать два года. Он жил метрах в пятистах от дома, где родился Монсин.

— Уверен, что я его уже видел. Но где? При каких обстоятельствах?

— Его отец был мясником на улице Коленкур. Он умер, но мать еще живет в том доме. Пойдем со мной.

Они сели в одну из небольших машин уголовной полиции, и шофер-инспектор довез их до Монмартра.

— Я все стараюсь вспомнить. Уверен, что знаю его. Я бы поклялся, что между нами что-то было.

— Может быть, ты когда-нибудь штрафовал его?

— Нет, не это. Но я еще вспомню.

Лавка была все еще на месте. В ней — три или четыре продавца и пухленькая кассирша.

— Мне идти с вами?

— Да.

Лифт был тесен. Когда они вошли, консьержка бросилась к ним.

— Вам кого?

— Мадам Монсин…

— На пятом этаже.

— Я знаю.

Дом, хотя и хорошо сохранился, разительно отличался от таких же, расположенных на бульваре Сен-Жермен. Более узкая лестничная клетка, одинаковые двери, натертые до блеска ступеньки без ковриков, визитные карточки, заменявшие медные таблички.

Открывшая дверь женщина оказалась гораздо моложе, чем ожидал Мегрэ. Она была худой и нервной.

— Что вам угодно?

— Комиссар Мегрэ, уголовная полиция.

— Вы уверены, что вам нужна именно я?

Насколько ее сын был светел, настолько она была темноволосая, с маленькими горящими глазами и пушком на верхней губе.

— Входите. Извините, я убиралась.

Обычная квартира. Маленькие комнаты. Мебель времен замужества ее хозяйки.

— Вы видели своего сына вчера вечером?

— Что нужно полиции от моего сына?

— Потрудитесь ответить на мой вопрос.

— Почему я должна была его видеть?

— Я думаю, он приходил иногда к вам?

— Часто.

— С женой?

— Не представляю, к чему все эти вопросы?

Она не пригласила их сесть, видимо, ожидая, что их беседа не будет продолжительной. Стены были увешаны фотографиями Марселя Монсина разного возраста, некоторые из них были сделаны в деревне. Мегрэ заметил также картины и рисунки Монсина, сделанные им в детстве.

— Приходил ваш сын вчера вечером?

— Кто вам это сказал?

— Он приходил?

— Нет.

— А ночью?

— У него нет привычки приходить ко мне ночью. Не объясните ли, что значат эти вопросы. Я у себя дома и вольна поступать, как мне вздумается.

— Мадам Монсин, к сожалению, должен сообщить, что ваш сын подозревается в совершении пяти убийств в течение последних месяцев.

Она уставилась на него, выпучив глаза.

— Что вы сказали?

— У нас есть веские основания предполагать, что это он убивал женщин на Монмартре и прошедшей ночью совершил новое покушение.

Она затряслась, но у Мегрэ промелькнула мысль, что она разыгрывает комедию. Ему показалось, что ее реакция непохожа на реакцию матери, узнавшей такую весть.

— Посмейте только осудить моего Марселя! Нет, это неправда; он невиновен, он чист, как...

Она глядела на фотографии сына и продолжала говорить:

— Посмотрите на него! Посмотрите и не спешите выдвигать против него такие чудовищные обвинения…

— Значит, ваш сын в эти сутки здесь не появлялся, не так ли?

Она с силой повторила:

— Нет, нет и нет!

— Когда вы видели его в последний раз?

— Я не помню.

— Вы не запоминаете его визиты?

— Нет.

— Скажите, мадам Монсин, не болел ли ваш сын какой-нибудь тяжелой болезнью в детстве?

— Ничем серьезнее кори и бронхита. А что вы думали я скажу? Что он сумасшедший? И был им все время?

— Вы давали согласие на женитьбу?

— Да. Это была такая глупость с моей стороны. Только я…

Она не кончила фразы, вырвавшейся у нее, казалось, против воли.

— Это вы организовали свадьбу?

— Теперь неважно.

— И сейчас вы не в ладах со своей невесткой?

— Какое вам дело до этого? Личная жизнь моего сына не касается никого: слышите, ни меня, ни вас. Если эта женщина…