Мегрэ напуган - [45]

Глава девятая Коньяк «Наполеон»

И вновь из-за пожилой матушки Шабо пришлось помалкивать, скорее даже болтать о том, о сем, не имеющем никакой связи с их заботами, и этим вечером застольная беседа крутилась вокруг кулинарных вопросов, в частности, относительно того, как готовить «зайчатину по-королевски».

Мадам Шабо опять предложила профитроли, и Мегрэ, испытывавшему к ним отвращение, пришлось проглотить целых пять штук, при этом не спуская глаз со стрелок старинных часов.

Но в восемь тридцать ещё ничего не произошло.

— Тебе не за чем спешить. Я заказал такси, и водитель предварительно заедет в отель забрать багаж.

— Но мне в любом случае следует туда заглянуть, чтобы оплатить счета.

— Я позвонил, чтобы их переписали на мое имя. Те самым тебе будет дан урок, как это не останавливаться у нас, когда ты соизволяешь раз в двадцать лет побывать в Фонтенэ.

Подали кофе, коньяк. Он согласился выкурить ещё одну сигару, раз уж это стало традицией, ибо не сделай он этого, мамаша Шабо расстроилась бы.

Было уже без пяти минут девять, машина тихо урчала у двери, водитель ожидал пассажира, как вдруг наконец-то раздался телефонный звонок.

Шабо устремился к аппарату, снял трубку.

— Да, это я… Как?.. Он умер?.. Не слышу вас, Ферон… Говорите громче… Да… Сейчас же приду. Пусть его отвезут в больницу, это само собой разумеется…

Следователь повернулся к Мегрэ.

— Мне надо срочно бежать по делам. Тебе действительно необходимо уезжать сегодня вечером?

— Обязательно.

— Но я тогда не смогу проводить тебя на вокзал.

Из-за маман он не стал больше ничего объяснять, схватил шляпу и быстро накинул демисезонное пальто.

И только на тротуаре тихо бросил:

— У Верну произошла жуткая сцена; Юбер, мертвецки пьяный, принялся все крушить в своей комнате и под конец, совсем уже разбушевавшись, полоснул себя бритвой по венам.

Его удивило спокойствие комиссара.

— Он не умер, — продолжал Шабо.

— Знаю.

— Как это так?

— Потому что такого склада люди не кончают самоубийством.

— Однако его сын…

— Ладно. Нас ждут.

Вокзал был в пяти минутах езды. Мегрэ подошел к такси.

— Времени в обрез, — уточнил водитель.

Мегрэ в последний раз повернулся к своему другу, который, по-видимому, совсем растерявшись, застыл на тротуаре.

— Напишешь обо всем.

Поездка оказалась монотонной. На двух-трех вокзалах Мегрэ выходил из купе, чтобы пропустить рюмочку чего-нибудь крепкого и в конце концов задремал, смутно воспринимая на остановках возгласы начальника станции и скрип вагонов.

В Париже он прибыл ранним утром и на такси добрался до дом, где, взглянув снизу на открытое окно, улыбнулся. Супруга уже поджидала его, стоя на лестничной клетке.

— Не переутомился? Хоть немного поспал?

Мегрэ выпил три больших чашки кофе, прежде чем почувствовал, как постепенно отступает нервное напряжение.

— Примешь ванну?

Непременно! Как хорошо было снова услышать голос мадам Мегрэ, почувствовать запах родного жилища, увидеть, что мебель и все прочие домашние предметы стоят на своих привычных местах.

— Я не очень хорош поняла, о чем ты мне рассказывал по телефону. Опять занимался каким-нибудь делом?

— Оно закончено.

— И что это было?

— Тип, который не хотел смириться с тем, что проиграл.

— Не понимаю.

— Ничего. Есть люди, которые вместо того, чтобы катиться и далее по наклонной плоскости, оказываются способными на все.

— Ты, должно быть, знаешь, о чем говоришь, — философски заметила она вполголоса и больше к этому вопросу не возвращалась.

В половине десятого в кабинете начальника Мегрэ посвятили в суть дела об исчезновении дочери сенатора. История была скверная, с более или менее разнузданными типа оргий сборищами в одном из подвальчиков и в довершение всего ещё замешанная на наркотиках.

— Есть почти полная уверенность в том, что она ушла оттуда не по своей воле, но мало шансов в пользу того, что её похитили. Самая вероятная версия: она погибла от передозировки, а её друзья, перепугавшись, где-то спрятали труп.

Мегрэ переписал список фамилий и адресов.

— Люка уже кое-кого из них опросил. Но до сего времени никто не решился заговорить.

Но разве не его это ремесло — расшевелить людей, заставить их все выложить начистоту?

— Поразвлекся там?

— Где?

— В Бордо.

— Да там дождь лил, как из ведра.

О Фонтенэ он не стал упоминать. У него едва хватило времени лишь мельком вспомнит о том, что там происходило в течение всех тех трех дней, пока он добивался чистосердечных признаний от всех этих молодых болванов, которые считали себя умнее всех.

Затем, изымая как-то свою почту, он наткнулся на конверт со штемпелем Фонтенэ-ле-Конт. К тому времени он из газет уже в основном знало, чем закончилось это дело.

Но теперь Шабо своим четким, ужатым немного угловатым почерком, который вполне мог бы сойти за женский, снабдил его подробностями.

«В какой-то момент, вскоре после твоего ухода из дома на улице Рабле, хозяин особняка пробрался в домашний винный погребок, и Арсен видел, как он оттуда вернулся с бутылкой коньяка „Наполеон“, который в семье Курсонов бережно хранили на протяжении жизни двух поколений».

На этом месте Мегрэ не смог удержаться от улыбки. Ради последней своей выпивки Юбер Верну не довольствовался каким-то там банальным крепким напитком! Он выбрал то, что считалось в доме самым редким, бутылку весьма почтенного возраста, которую хранили, рассматривая её в известной степени как залог и символ древнего дворянского рода.