Мегрэ и порядочные люди - [24]

— Ему случалось выигрывать?

— Раз или два...

Мегрэ и Лапуэнт вместе прошли по Люксембургскому саду. Там на металлических стульях сидели студенты, погрузившись в свои конспекты, несколько парочек обнимались, рассеянно глядя на детишек, игравших неподалеку под присмотром матерей или нянек.

— Вы полагаете, Жослен имел секреты от жены?

— Мне так кажется. Скоро узнаем.

— Вы спросите у нее? Мне пойти с вами?

— Да, лучше, если ты будешь при этом.

Фургон похоронного бюро уже стоял перед домом.

Они поднялись на лифте, позвонили, и мадам Маню снова приоткрыла дверь, не сняв цепочку.

— Ах это вы...

Она провела их в гостиную, где все оставалось по-прежнему. Дверь в столовую была открыта, и там у окна сидела за вязаньем пожилая женщина. Наверняка сиделка или медсестра, которую привел доктор Фабр.

— Мадам Фабр только что ушла к себе домой. Позвать мадам Жослен? — И служанка добавила вполголоса: — Месье здесь.

Она указала на бывшую комнату Вероники, потом пошла к хозяйке.

Мадам Жослен была не у гроба, а в своей комнате и вышла оттуда, одетая в темное, как и накануне, с бусами и серьгами из серого жемчуга.

И опять казалось, что она не плакала. Взгляд был по-прежнему неподвижным, глаза блестели.

— Вы, кажется, хотели со мной поговорить?

Она с любопытством взглянула на Лапуэнта.

— Один из моих инспекторов... — начал Мегрэ. — Простите, что снова вас беспокою.

Она не предложила им сесть, словно полагала, что визит будет недолгим. Она не задала ни одного вопроса, а ждала, глядя прямо в глаза комиссару.

— Мой вопрос, должно быть, покажется вам странным, но я хотел бы у вас спросить: ваш муж играл?

Она не вздрогнула. Мегрэ даже показалось, что она почувствовала некоторое облегчение и, едва шевеля губами, произнесла:

— Играл в шахматы, чаще всего с зятем, иногда, реже, с доктором Ларю.

— Он не играл на бирже?

— Никогда. Он терпеть не мог этого. Несколько лет назад ему предложили стать акционером одной анонимной фирмы, чтобы расширить дело, но он с негодованием отказался.

— Он покупал билеты национальной лотереи?

— Я никогда не видела у него таких билетов...

— На скачках он тоже не играл?

— Мне кажется, мы ездили в Лоншан или в Отей раз десять за всю жизнь, не больше, и то только чтобы посмотреть... Однажды, не так давно, он повез меня в Шантийи взглянуть, как разыгрывается приз Дианы, но он даже не подходил к кассам.

— А может быть, он играл на тотализаторе?

— А что это такое?

— В Париже и в провинции существуют такие бюро, чаще всего они размещаются в кафе или барах... Там заключают пари...

— Мой муж не ходил в кафе.

В ее голосе послышался оттенок презрения.

— Полагаю, вы тоже туда не ходили?

Он раздумывал, стоит ли вести дальше этот допрос, пробуждать ее подозрения. Тишина становилась давящей, это почувствовали все трое. Сиделка или медсестра из деликатности встала и закрыла дверь столовой.

За другой дверью находился покойник. Черные драпировки, наверное, горящие свечи, кусочек самшита, погруженный в «святую» воду...

Стоявшая перед ним женщина была вдовой, и он не должен был об этом забывать. Она пошла в театр с дочерью, а в это время убили ее мужа.

— Позвольте узнать, не случалось ли вам на этой неделе, во вторник или в среду, заходить в кафе... В вашем квартале...

— Мы с дочерью зашли в кафе после театра... Ее мучила жажда. Но мы задержались там недолго.

— В какое кафе?

— На улице Руаяль.

— Нет, я говорю о вторнике или среде и имею в виду бистро неподалеку от вашего дома...

— Не понимаю, о чем вы...

Мегрэ смущала роль, которую он вынужден был играть. Ему казалось, хотя точно он не был уверен, что удар тем не менее нанесен и что его собеседница должна призвать все свое хладнокровие, чтобы скрыть смятение.

Но это продолжалось лишь долю секунды, и она не отвела взгляда.

— Кто-то по какой-то причине мог назначить вам встречу неподалеку отсюда, например, на бульваре Монпарнас.

— Мне никто не назначал встреч...

— Не дадите ли вы мне какую-нибудь вашу фотографию?

Она едва не спросила: «Для чего вам она?» Но сдержалась и только прошептала:

— Полагаю, мне следует вам подчиняться.

Это напоминало тот момент, когда противники начинают атаковать друг друга. Она вышла из комнаты, зашла к себе в спальню, не закрывая двери, и было слышно, как она перебирает в ящике какие-то бумаги.

Вернувшись, она протянула фотографию четырех или пятилетней давности паспортного формата.

— Эта подойдет?

Мегрэ неторопливо положил фотографию в бумажник.

— Ваш муж играл на бегах, — изрек он.

— В таком случае, без моего ведома. А разве это запрещено?

— Нет, мадам, это не запрещено, но если мы хотим во что бы то ни стало найти убийцу, то обязаны знать о потерпевшем все. Три дня назад я не знал о существовании этого дома. Я не подозревал ни о вашем существовании, ни о вашем муже. Я просил у вас содействия...

— Я вам его оказала.

— Мне бы хотелось, чтобы вы были откровеннее...

Раз война была объявлена, он пошел в наступление:

— В ночь, когда произошло несчастье, я не стремился увидеть вас, потому что доктор Ларю сказал мне, что вы находитесь в очень плохом состоянии... Вчера я пришел.