Мэгги и Джастина - [29]

— Ну конечно, конечно, — шептал он, не в силах сдержать своей страсти.

Джастина открыла Лиону свои объятия, отдавая ему весь свой пыл и принимая его мужскую ласку. Она впивала его всепоглощающую страсть, которая все больше и больше переполняла его существо, и своими нежными объятиями, каждым своим движением, вела его к сладкому беспамятству судорог последнего мгновения.

Когда он наконец утих на ее груди, Джастина с наслаждением стала гладить его густые, начинавшие седеть волосы.

— Ведь мы можем быть с тобой счастливы, Ливень, мой ненаглядный Ливень, — шептала она. — Нужно только, чтобы ты почаще был со мной. Когда тебя нет рядом, я начинаю терять уверенность и бояться. Я все время думаю о том, что из-за своих ужасно тяжелых дел ты позабудешь обо мне и навсегда останешься где-нибудь в Риме, или Генуе, или Париже. Послушай, а никак нельзя сделать так, чтобы ты почаще бывал в Лондоне? Теперь я понимаю, как была неправа, когда уехала от тебя. Ведь мы с тобой так любим друг друга. А время уходит. Может быть, нужно измениться мне? Может быть, я что-то не так делаю, может быть, я слишком много времени посвящаю театру, сцене? Ты только скажи, и я сразу же все брошу.

— Нет, нет, — торопливо сказал он, — я не хочу, чтобы ты ради меня жертвовала своей карьерой. Ты великолепная актриса, у тебя впереди твои главные роли. Я буду чувствовать себя виноватым перед тобой всю жизнь, если ради меня ты будешь вынуждена бросить театр. Наверное, мне действительно стоит почаще бывать в Лондоне. Поверь, все складывается так не по моей вине. Но то, что мы с тобой долго не видимся, никак не влияет на мои чувства. Я по-прежнему люблю тебя. Ты не должна ни минуты сомневаться в моих чувствах.

И хотя его слова немного успокаивали и придавали уверенности, в глубине души Джастина по-прежнему сомневалась. Ей были непонятны причины этих сомнений, и оттого она мучилась еще больше. Она сомневалась не в том, что Лион недостаточно любит ее, она сомневалась в себе. Она не знала, как сохранить любовь к человеку, который снова стал спутником ее жизни.

Джастина вспомнила, как прочитала в одной книге о том, что главный вред брака в том, что он вытравливает из человека эгоизм, а люди неэгоистичные бесцветны, они утрачивают свою индивидуальность. Именно из этого стремления сохранить свою индивидуальность, не быть похожей на всех, она решила стать актрисой. Именно для того, чтобы выразить все, на что была способна ее душа, она уехала из Дрохеды. Именно поэтому она так долго боялась принимать ухаживания Лиона Хартгейма и именно из-за этого сочувствовала матери, которая всю жизнь стремилась к тому, чтобы раствориться в любимом. Конечно, есть люди, которых брачная жизнь делает сложнее. Сохраняя свое «я», они дополняют его множеством чужих «я». Такой человек должен жить более чем одной жизнью и поэтому возвышается над окружающей его толпой. А кроме того, поскольку любое переживание само по себе ценно, брак — это новый опыт, новое чувство. Неожиданно Джастина подумала, как бы сложились у них со Стэном отношения, если бы он не погиб и они бы поженились. Может быть, точно так же, как с Лионом, или еще сложнее. Стэн был свободолюбивым человеком, а она… она переживала бы оттого, что он живет своей жизнью. «Наверное, все оттого, что я старею, — подумала Джастина. — Вспомнить только, как в молодости я сама стремилась к свободе».

Но как ни старалась Джастина быть оптимисткой, чувство веры в окружающих не приходило. Она подозревала, что готова верить в других по той простой причине, что боялась за себя. С каждым днем она все яснее и яснее осознавала, что жизнь ее остановилась в развитии, а это для такой чувствительной и тонкой натуры, как Джастина, было самым худшим наказанием. Она не могла никого ни исправить, ни переделать. Оставалось только смиряться с тем, что все вокруг течет по одному раз и навсегда установленному железному закону.

Как ни странно, увлечение Клайда молодой актрисой, кроме того, что пугало Джастину, еще и немного утешало ее. Это был один из немногих примеров того, что жизнь не остановилась на месте и продолжается, в худшую или в лучшую сторону для самой Джастины. Значит, и она сама должна измениться, каким бы мучительным и тяжелым ни был этот процесс. Застывшая жизнь может быть только в камне. Но ведь человек — это не древнегреческая статуя, которая сохраняет на века один миг своего существования. Счастье Джастина видела не в том, чтобы каждый день просыпаться в своей постели под одни и те же звуки в одном и том же настроении. Что-то должно меняться, что-то главное. Достигнутая цель теряет свой смысл и превращается в клетку, в которой человек так и мечется до конца жизни, порой даже не пытаясь осознать, что он заперт.

Неожиданные чудеса. Вот чего хотелось Джастине. Она всегда искала и ждала именно этого. Но неожиданность постепенно исчезала из ее жизни, оставив только предсказуемость и скуку. Ее жизнь напоминала ей сейчас огромное море: на поверхности бурлит, волнуется, но стоит погрузиться в пучину, и налицо — полная неизменность происходящего. Может быть, ей стоило бы поменьше думать о себе, а побольше о своей второй половине? И не только думать и принимать его, но и ставить его превыше себя. Джастина пыталась думать о Лионе всякий раз, когда он уезжал. Однако это не могло длиться больше нескольких минут. Мысли Джастины сразу же возвращались на саму себя. Она думала о своем постоянном слабеющем чувстве и пугалась от того, что не может дорожить тем, что утрачивало для нее ценность. Она пыталась забыть обо всем этом, посвящая себя работе, однако и здесь не находила опоры. Театр уже не мог стать для нее той отдушиной, которая позволяла одновременно и выразить в себе свое чувство, и вскрыть переживания, которые одолевали ее в обыденной жизни. Основа, уходила основа. Может быть, стоит еще раз съездить к матери в Дрохеду. Может быть, это чем-то поможет. Нет, не поможет. Матери сейчас и самой нелегко. И Джастина не может, не должна обрушить на нее все свои глубоко затаившиеся горести и переживания. Мать должна знать, что у нее все хорошо… все хорошо…